В большом чуждом мире

Еще не оправившись от удивления, общинники стали обсуждать происшествие. Все так быстро случилось!.. И откуда они узнали? Вдруг кто-то сказал?

— Да от Волшебника!

И впрямь он ведь расспрашивал о ружьях, будто хочет их купить для козопаса из Уйюми. Они совсем позабыли, а теперь поняли, что их просто провели.

На другой день черная тень промчалась по деревне и остановилась у дома Киспе. Касьяна вышла к Дикарю.

— Где дон Росендо?

— В город пошел, в суд…

— Суды эти долгие… Я узнал, что у вас ружья забрали, — это не к добру. Теперь я там, за Вершиной, в тех ущельях… Если что случится, пошли за мной или сама пойди.

— Хорошо, — ответила Касьяна. Она вспомнила мятеж Валенсио и подумала о нем, о Васкесе и обо всех смелых и сильных людях, которые там с ними…

Черная тень умчалась в сторону Мунчи.

Разнесся слух, что ночью по главной улице прошла, громко плача, какая-то старуха. Она причитала и рыдала, и плач ее жалобно утих вдалеке… Это земля обернулась женщиной, чтобы оплакать горькую долю своих сынов, своей беззащитной общины.

О мать земля, несчастная, нежная мать!

VIII. Грабеж

В сентябре стало холодней и печальней. В октябре налетели шквалы и холодный ветер вздымал вихри пыли на склонах, на дороге и на площади. Угрожающий вой не утихал под навесами и крышами, с хрустом ломались ветки, осыпались листья. Ветер невидимой лапой когтил и людей, и растения, и выдубленную трудами шкуру земли.

Так ворвался в деревню октябрьский ветер, но общинники, как и каждой осенью, встретили его спокойно. Они знали, что он разобьется о набухшую землю, о пышные кроны деревьев, о сплошную стену дождя. Но налетел и другой шквал, пострашнее, который не утишит природа. Общинники знают лишь закон земли, по нему они живут и никакого другого не ведают. Теперь же, под шквалом бумаг, надо было жить по новому закону, и общинники были безоружны, а надежда лишь укрепляла их любовь к земле. Но этого мало для борьбы, и приходилось отправляться за помощью к городским крючкотворам.

Росендо хотел было расстаться с неверным Руисом, но никто из «юридических защитников» не пожелал с ним связываться. Один заявил: «Я уроню свой престиж, защищая обреченное дело. К чему это мне? Скажите спасибо, что Аменабар вас подчистую не обобрал». Руис подбадривал общинников по-прежнему и говорил, к примеру, что ружья всюду забирают в северных районах, так как ходят слухи о подготовке мятежа… Для краткости мы не станем перечислять все лживые посулы Руиса, все бюрократические хитрости судьи и писцов, все козни Аменабара. Общинники пали духом, и сам Росендо задыхался в этом чужом мире, мрачном, как пещера, где в тебя могут вонзиться когти страшного зверя. Ему представлялось, что там, где нет земли, произрастают одни лишь плоды зла. Этот самый судья, такой справедливый с виду, и пальцем не шевельнет ради правды, когда все бедные боятся даже слово сказать против богатого.

Алькальд созвал рехидоров. Через двое суток им нужно идти за решением суда. Сделать уже нельзя ничего. Разбирательство кончается. Конечно, все у них не отберут. Может, и меньше отберут, чем думали. Может… Росендо вспомнил старого Чауки, сравнившего закон с чумою, и кости его заныли вековой болью.

Когда Росендо и рехидоры вернулись из города, по их виду все поняли, что случилось самое худшее. Возвратились они поздно, в сумерках. Кони шли тесно друг к другу, гривы печально свисали, будто скорбь всадников передалась их верным друзьям. Если бы новости были добрые, хотя бы один или двое вырвались бы вперед и закричали, что все хорошо. Но они держались вместе и мрачно молчали. В неярком свете очагов маленький отряд проехал по улице небыстрой рысью, остановился у алькальдова дома, и Росендо сказал хриплым и жестким голосом:

— Скажите всем, что было. Пусть каждый подумает… Послезавтра под вечер соберем общий совет… Там все обсудим…

Рехидоры и общинники разошлись по домам. Себастьян Пома протянул Росендо свои жилистые руки, и старик, слезая с коня, с благодарностью принял эту помощь. Потом он тяжелым шагом вошел в дом. Себастьян и Ансельмо почти ни о чем его не спрашивали, но у домов тех, кто с ним ездил, собрались жаждущие вестей, а после и они разошлись по своим домам, разнося новости.

— Забирают низину до реки Окрос, между лощиной и ручьем…

— А какой прок в тех скалах, где дорога на Мунчу?

— Нам остается пампа Янаньяуи между скалами и Вершиной…

— Ах, проклятый!

— Мы не должны соглашаться…

— А что поделаешь? Ружей-то нет.

— У Порфирио одно осталось…

— Его втягивать нельзя, он не здешний…