В борьбе обретёшь ты...Часть 1 (СИ)

Нотт застонал. Порой он скучал по безмятежным денькам, когда всё его время занимали тренировки бойцов и поддёвки Бэддока, щедро приправленные цитатами из Сервантеса.

Теперь томик Сервантеса лежал заброшенный на столе в гостиной с дырявым потолком, а Бэддок врачевал осопливевшую детвору, заговаривал воду в колодцах, да сутками пропадал в Малфой-мэноре, творя загадочную волшбу вместе с леди Малфой.

Сам Магнус тоже доползал до рассохшейся кровати с комковатой периной далеко за полночь, и даже во сне толковал с работниками, скандалил с Паркинсоном, строчил благодарственные письма поставщикам и арендаторам, соображал, куда приткнуть всё прибывающий народ, и выслушивал жалобы миледи Флинт, забравшей в свои маленькие веснушчатые ручки многочисленные хлопоты по непростому хозяйству возрождающегося Ковена.

Временами Магнусу казалось, шевельни он мозгами ещё разок, то голова треснет, будто гнилая тыква. Не сдался он, стыдно сказать, только из желания ни в чём не уступить мордредову Люциусу, который вот уж десяток лет жил подобной жизнью, да ещё и на два мира.

Малфой вообще вызывал у него очень неоднозначные чувства – Нотт никогда не мог сказать заранее, захочет ли он при следующей встрече убить или же трахнуть белобрысого паршивца. Потому как среди снов о драккловом ливне, помешавшем перекрыть крышу на юго-восточной башне, и дороговизне железа для недавно подновлённой кузни, случались и сны, где Нотт наматывал на кулак длинные белые пряди не по-человечески гладких волос. Тогда он вскидывался, тяжело дыша, утирал липкую испарину со лба и долго ворочался в постели, унимая дурное воображение и загоняя вглубь души какую-то смутную надежду неизвестно на что.

Люциус, по всему видать, тоже уставал до полусмерти – он заметно похудел и завёл привычку нервно теребить прядку волос на виске, но выглядел, везучий сукин сын, по-прежнему великолепно и неприлично молодо.

Малфой терпеливо выслушивал новости о барже с лесом, которую всем замком разгружали полночи, или о распаханных в зиму полях, какие не успели засеять хоть чем-нибудь полезным, а потом снисходительно втолковывал одуревшему от забот Нотту, что незачем хвататься за всё самому, и нужно сосредоточиться на главном – руководстве людьми и обзаведении нужными знакомствами. А баржи и без лорда Нотта разгрузят. При этом, сам Люциус о своих делах не говорил, только улыбался загадочной и высокомерной полуулыбкой, которую Нотт успел возненавидеть.

К тому же, вопреки собственным словам, Люц никогда не брезговал никаким занятием и не чурался никаких знакомств. Как-то в один день Нотт увидел его в коридоре министерства под ручку с Фаджем, а в другой – в Лютном переулке, по-мальчишески хихикающего над похабными шуточками перекупщика тёмных артефактов Одноногого Мо. В последнем случае Нотт был под обороткой и подходить не стал, но потом долго не мог успокоиться, гадая, что с ними со всеми будет, не вернись Малфой когда-нибудь домой.

Дикая смесь из вожделения, симпатии, беспокойства и злости заставляла Магнуса неделями старательно избегать Малфоя, а затем так же старательно искать встречи с ним, иногда под самыми дурацкими предлогами.

Нотт запутался. И уже отчаялся навести порядок в собственной душе, а оттого не принимал приглашений леди Малфой в мэнор, отговариваясь занятостью. Миледи с сожалением вздыхала, сетовала на то, что её мужа тоже носит не пойми где, и она очень за них обоих волнуется. В такие минуты Нотт готов был упасть на колени и признаться Нарциссе во всём, но…

Но Нарцисса Малфой стала единственной женщиной, в которую Магнус влюбился впервые после долгих лет вдовства. Благословением Мерлина, она совершенно не была похожа на его милую Элли, а то пришлось бы окончательно распрощаться с рассудком.

В эту влюблённость – нежданную, непрошеную и совершенно неуместную – Нотт тоже не верил, пока не понял, что всё время мысленно разговаривает с Нарциссой. Спорил ли он с Ургхартом, мучался с купчими и счетами, левитировал брёвна или читал письма сына из Хогвартса – образ златокудрой синеглазой феи стоял перед его глазами.

И как теперь быть? В чём признаваться? «Милая Нарцисса, я люблю вас и хочу вашего мужа. Изредка. А иногда хочу его убить». Или так: «Дорогая, вы – моя жизнь, но Люциус как бы тоже. Слегка. По ночам». Прекрасно, Магнус, ты знаешь, как обрадовать любимую.

– А ещё я не знаю, как к этому отнесётся мой сын, – шептал Нотт ночью в подушку.

Ребёнок так смешно и трогательно подталкивал его к повторному браку, так мечтал о молодой мачехе и маленьких братьях… Ничего-то у тебя не вышло, Теодор, подарок богов. Твой папаня-идиот опять всё испортил.

– Магнус, ты чего? – Нотт вздрогнул и перевёл взгляд на недоумевающего Флинта. Тот посопел и с неохотой продолжил: – Хочешь, я с тобой пойду?

– Да так, задумался, – Магнус потёр переносицу. – А пойдём. Не у меня одного будет голова болеть.