В борьбе за трон

– Нет, мы сделаем это не раньше того, – скрежеща зубами, возразил Уолтер, – как король увидит это поношение и отомстит за нас.

С этими словами он выхватил меч.

– Берегите свою голову! – шепнул ему капитан. – Герцог Гиз приказал в случае надобности удалить вас силой. Вложите в ножны свой меч. Ведь вы в Лувре; никто не спасет вас, если вы попадетесь тут кому-нибудь на глаза с оружием в руках. Будьте благоразумны! Что сделано, того не поправишь. Или вы хотите доставить Екатерине удовольствие увидеть и вас на пытке?

Уолтер вложил меч в ножны.

– Хорошо! – сказал он, тогда как Сэррей и Дадли в безмолвной скорби устремили взоры в пространство. – Я не стану угрожать, я буду просить как женщина. Ведите меня к королю, хотя бы он взял мою голову в уплату за мщение; я предлагаю свою жизнь за правосудие!

– Молчите!.. Не глупец ли вы? Неужели король потребует к суду родную мать? Самое лучшее для вас – бегство. Или вы хотите попасть в Бастилию, чтобы там, среди голых стен темницы, проклинать весь век тот час, когда вы не сумели покориться неизбежному? Предоставьте Небу отмщение, а сами позаботьтесь о несчастных, которым пришлось бы поплатиться еще хуже вашего, если бы вы были арестованы.

Лицо Уолтера побелело как мел, а его глаза горели так мрачно, как будто горе точило ему сердце.

– Я вернусь назад, – сказал он, – когда Филли умрет или выздоровеет. Я вернусь обратно, вы судите верно: теперь я не вправе умереть; моя жизнь принадлежит этой несчастной, которая пострадала из-за нас.

На следующий день по всему Парижу распространилось тревожное известие, что король опасно заболел. К англичанам пришло письмо от Марии Стюарт.

«Бегите, – писала она, – я не могу защитить вас. Много слез пролито мною, но самыми горькими были те, которыми я оплакивала ваше несчастье. Бегите, потому что этого хочет Гиз! Я не могу отомстить за вас; мой дорогой супруг болен, и я трепещу за каждого, кого люблю, с той поры, как узнала, что люди, верные и преданные мне, навлекают этим на себя несчастье. Да сопутствует вам Господь, и если моя молитва дойдет до Неба, то – верьте – я готова на всякое искупление, лишь бы утешить вас этою ценою. Покиньте Францию, милорды! Рука Екатерины хватает далеко…»

Несчастной государыне было суждено проливать в скором времени еще более горючие слезы.

Болезнь короля делала стремительные успехи. Уже через несколько дней его понадобилось напутствовать Святыми Дарами.

При несчастном Франциске не было никого, кроме плачущей жены. Екатерина уже совещалась с Гизом насчет регентства: врачи объявили, что король безнадежен, так как по необъяснимой причине у него в ухе образовался нарыв.

Вдовствующая королева, кажется, предвидела сыновнюю смерть, когда пророчила «неожиданное несчастье». Не была ли она ее виновницей? Так или иначе, но, по крайней мере, исторически известно, что при умирающем короле не было никого из близких, кроме Марии. Ее слезы орошали его бледное, страдальческое лицо. Вдруг она громко вскрикнула и упала без чувств. Франциск отошел в вечность.

«Король умер!» – послышался троекратный звонкий возглас с балкона Луврского дворца, после чего раздался ликующий клик: «Да здравствует король!»

Герольд возвестил собравшейся несметной толпе народа о смерти Франциска II и восшествии на престол Карла IX под регентством Екатерины.

У трупа стояла на коленях Мария Стюарт и молилась в своей безграничной скорби. Она целовала бледные, холодные губы мертвого супруга и гладила его волосы.

– Ты был так добр, – вздыхала она, – а никто не горюет по тебе, кроме твоей жены. Ты умер, и с тобою будет погребена вся моя радость. Прощай, Франциск, прощай!

– Прощай! – прошептал вместе с нею жалобный голос.

Мария подняла свой взор и увидала бледное лицо Кастеляра. Он также плакал и молился о Франциске. Может быть, он просил у него прощенья за свою греховную ревность.

На погребении короля Мария Стюарт появилась в белом платье и венке из белых роз. Именно в таком одеянии увидел ее впервые Франциск в Сен-Жермене!

Краткое лето ее жизни быстро отцвело; радостная улыбка детской веселости должна была навсегда сойти с ее лица, которое оросили в тот день горчайшие слезы. Мы приводим здесь жалобную песню, сочиненную и выстраданную Марией Стюарт. Это – картина ее горя, написанная слезами. Это – милая, нежная песнь тоски по невозвратному счастью и утраченной надежде. Вот она: