В бурном потоке

— А ты, видно, трудишься изо всех сил, юноша! Ходят слухи, будто за время войны ты в четыре раза умножил число своих ребят. Может быть, разрешишь мне предложить свою кандидатуру в женихи одной из твоих дочек? Надеюсь, насчет приданого ты не будешь скряжничать, старина? Вероятно, ты стал независимым человеком, теперь, когда твой тесть удалился в вечные охотничьи угодья. Может быть, ты бросишь свое преподавание и предпочтешь стать газетным магнатом? Неплохая идейка, а? Об этом следовало бы перекинуться словечком. Как ты насчет того, чтобы хватить по кружечке пива? Ах так, тебе еще предстоит эта история с чешским сопляком? Славное дельце. Дает нам материал для интересных выводов о национальном характере. Выпросил разрешение присутствовать. Не возражаете, господа? Ваш начальник ничего не имеет против и господин: областной инспектор школ тоже. — Он поднял бровь над здоровым глазом. — Странно! А где они оба? Они ведь хотели сейчас быть здесь, ну что же? — Последние слова относились к Ранклю, а выражение лица. Нейдхардта как бы говорило: «Отчего ты тут же не сбегаешь посмотреть, куда они делись?»

Ранкль был в нерешительности, затем, словно одернув себя, обратился к преподавателю гимнастики:

— Коллега Кречман! Будьте добры, узнайте, почему мы ждем?

— Сию минуту! — Кречман лихо повернулся на каблуках и исчез в комнате дирекции. Через минуту он появился снова. Губы его шевелились беззвучно и словно против воли. Лицо казалось слепленным из прокисшего творога.

При взгляде на него Урбаницкого, Турнонвиля и Ранкля охватила тревога. Нейдхардт был спокоен. Бесстрастно перебирая пальцами шнурок от монокля, он спросил, слегка зевнув:

— Ну что же, молодой друг?

Кречман снова овладел своим голосом. Он прошептал:

— Это ужасно… ученик Грдличка… — Его зубы застучали.

Ранкль надвинулся на него.

— Что именно случилось? Придите же наконец в себя!

Кречман пытался что-то сказать. Он невольно поднес руки к своему напрягшемуся горлу.

— Ученик… он…

— Да что же, наконец, он совершил, черт вас побери!

— Он повесился.

Словно по какому-то сигналу раздался панический гомон голосов и донесся топот множества ног. Через мгновение комната наполнилась людьми, которые все были вне себя. Ранклю почудилось, что ворвалась толпа демонов. Учителя и ученики из различных классов теснили его, крича. Директор, у которого прикрывавшая лысину, тщательно завитая прядь волос сползла на лоб, обвинял Ранкля в том, что он, вопреки всем указаниям, был чрезмерно строг. Урбаницкий вцепился в полы его пиджака и требовал — пусть подтвердит, что большинство решений комиссии выносилось без его, Урбаницкого, участия. Кто-то взвизгнул:

— А на чьей совести Грдличка? На совести вот того, со шрамами!

Даже Кречман отступился от Ранкля и поддержал Турнонвиля, когда тот потребовал, чтобы об этом самоубийстве (и его предыстории) сейчас же известили полицию.

Впоследствии Ранкль так и не смог вспомнить в подробностях, каким образом Нейдхардту удалось снова навести порядок. События проходили перед ним бессвязные и смутные.

Нейдхардт стоял на столе, широко расставив ноги; его голос рассекал шум, словно резкие удары эспадрона; он взял командование в свои руки и приказал прекратить всю эту панику из-за парня, о котором даже неизвестно, действительно ли он повесился.

Стек щелкнул по щеке восьмиклассника, который все еще вопил.

Директор, как ему было приказано, разогнал и учителей и учеников по классам.

Турнонвиля послали за аптечкой.

Господин областной инспектор школ послушно побежал к телефону, чтобы вызвать Скорую помощь.

А Кречман и школьный служитель внесли безжизненное тело ученика Грдлички, чтобы попытаться применить к нему искусственное дыхание. В этой акции принял участие и Ранкль, потея от страха, волнения и — восторга. Восторга потому, что существовал голос, резко и уверенно приказывающий:

— Руки вверх! Вниз… Раз… два! Раз… два! Пусть грудная клетка как следует расширится. Служитель, поддержите ему голову! Ага, он уже начинает дышать. Что я говорил? Ложная тревога. Ну-ка, Фриц, сбегай вниз, скажи господину инспектору, чтобы он отменил Скорую помощь. Мальчик отлично сможет отправиться домой per pedes[15].

VIII

— А теперь марш-марш! Выпьем утреннюю кружечку пива… — скомандовал Нейдхардт, когда ученика Грдличку под надзором Кречмана отправили домой.

За кружкой пива в пивной Томаса последовал обед в задней комнате гостиницы «У старой почты», где для привилегированных завсегдатаев нелегально подавались блюда из дичи. Нейдхардт хоть и не знал Праги, однако нюхом отыскал дорогу в эту гостиницу, и достаточно было коротенькой беседы с глазу на глаз с хозяином, чтобы на столе появились жаркое из зайца с богатым гарниром и две бутылки вина весьма внушительного вида.

А когда по знаку Нейдхардта были поданы еще несколько мисок с салатами и компот, Ранкль, потрясенный, воскликнул:

— И как это ты ухитряешься, Эрих? Прямо колдовство какое-то.