3. Переезд на новую квартиру — к Жюсеранам, нашим товарищам-рабочим в Плэнпале, на краю города у самой Арвы, там, где бойни.
4. Трехкратное посещение утром, днем и вечером редакции и Народного дома, чтобы узнать новости о России.
5. И, наконец, надолго затянувшееся вечернее совещание с близнецами Савой и Станоем насчет «делового предложения» господина Каретты. (В конце концов единогласно принято решение, то самое, на котором с первой же минуты настаивал Душко: «Социалистам нельзя идти ни на какие соглашения такого рода; этим только ставишь себя под угрозу новых домогательств со стороны негодяев, причем без всякой гарантии, что брату Джордже смягчат приговор. Напротив, негодяи, вероятно, постараются всячески его сломить». И обо всем этом говорится хладнокровно, по-деловому! Но я слишком хорошо знаю Душко! Мне достаточно видеть, как подергиваются уголки его рта, когда он произносит имя брата. Замечает ли он, каких усилий мне стоит держаться с такой же холодной объективностью, — единственное, чем я могу ему помочь? Еще бы он этого не заметил!)
Так было вчера. Но и сегодня не лучше. Весь день с утра до вечера заполнен до отказу домашними хлопотами, работой и всякой беготней. Во время поездки в Прагу корреспонденция в редакции «Маяка» все накапливалась и накапливалась. Мне потребуется еще по меньшей мере три дня, чтобы ознакомиться с письмами и на них ответить, а на очереди следующий номер, надо осветить русские события. Мы еще как следует поломаем голову, чтобы обеспечить для него статьи. А сколько «невыполненного» за мной в секретариате Центра! Надо подготовить дискуссионный вечер на тему «Советский строй: про и контра». И, наконец, моя диссертация. Она одобрена, можно было бы сдать ее печатать. Но требуются еще кое-какие исправления и дополнения. Для этого понадобится недели три, причем без всякой другой нагрузки. Голова кругом идет! Но какое это счастье — снова включиться в движение!
Вчера мне пришлось отложить свои записки. Оказывается, при нынешних изменившихся обстоятельствах не так-то легко вести дневник. Но не будем торопиться с обобщениями! Во всяком случае, вчера мне пришлось оборвать на полуслове. Я совершенно забыла, что надо приготовить ужин — первый в нашем общем хозяйстве. И только собралась поставить варить суп, как пришел Душко и привел обоих близнецов. К счастью, они явились не с пустыми руками: принесли вино, салат, сыр и рис. Рис раздобыл Сава. За время моего отсутствия снабжение резко ухудшилось; даже хлебные карточки введены. Война чувствуется больше, чем раньше, и все же, по сравнению с Австрией, Швейцария еще страна молочных рек и кисельных берегов. Сава научил меня готовить рагу по-сербски, в него кладут мало мяса, но зато уйму красного перца. Рагу слегка подгорело, но все равно всем понравилось. После ужина Сава с помощью тарелок, стаканов и губной гармоники изображал оркестр, а Станой заставил всех нас (в том числе и приглашенных Жюсеранов) отплясывать какой-то диковинный народный танец, не то швейцарский, не то сербский.
Разумеется, именно вести из России настроили нас на столь буйный лад. Революция победила и в Москве, и в ряде больших провинциальных городов. Временное правительство арестовано, за исключением Керенского. Всего за неделю до событий он клялся, что будет бороться до последнего вздоха, а затем постыдно сбежал. Арестованные им после июльской демонстрации революционеры освобождены. В Смольном, где помещается Совет рабочих и солдатских депутатов, — вывешен список членов нового правительства, во главе с Ульяновым-Лениным. Советская радиостанция возвестила миру: всем, всем, всем!{96}
Впервые со времени Парижской коммуны победоносный пролетариат завладел столицею государства, но на этот раз он не выпустит власть из своих рук. Говорят, уже издан Декрет о разделе земли{97}. Готовится предложение всем воюющим странам заключить всеобщий мир. Я словно охмелела от радости. Похожее происходит и с другими, с Душко также (несмотря на тревогу о брате). Он даже сказал, это было его единственное упоминание о Джордже: «Самое прекрасное — сознание, что всюду сейчас, во всех уголках земного шара, наши празднуют победу. Общая радость захлестнет и окопы и тюрьмы. Я убежден, что и Джордже это чувствует. Такие вести проникнут даже туда!»