В чём дело, Полли?

Лексон не стал показывать, что он и сам рад прыгнуть в горячую, пенную ванну, поэтому погружался туда с глубоко мученическим видом. Пусть Диана знает, что ему не нравится её слушаться, что ей будет с ним сложно справляться. Пусть знает, что ему больше не нужно угождать нянькам и стараться быть прилежным ребёнком. Его не любили, когда он старался. А теперь пусть не любят за своевольность, так будет хотя бы справедливо.

— Не нужно меня купать, я не маленький! — Руки у Дианы были холодные, мальчик изворачивался от них и от грубой щётки, что они держали.

— Что ты такое говоришь? Я ведь стараюсь для тебя. Шлёпаешь по лужам, как деревенский оборванец и плохо следишь за гигиеной. Смотри, как ты оброс. Нам нужно сделать тебе красивую стрижку.

— Вот ещё! Я не буду стричься никогда-никогда! Надд говорит, что, когда я стану лысым стариком, буду жалеть, что ни разу в жизни не позволял себе не стричься.

— О, мой мальчик, тебе до этого ещё очень далеко. Впереди целая жизнь, не стоит тебе сейчас думать о старости.

Грубая щетина из натурального ворса больно царапала спину. Мальчику казалось, что кожа там уже разодрана и теперь щётка водится прямо по мясу, а кровь, стекающая в ванну, превращает белоснежную пену в алую. А Диана всё говорила и говорила. Что-то про старость, про учёбу, про то, что неплохо бы привезти сюда телевизор или хотя бы радио, про то, как долго сюда добиралась и как вовремя ей подвернулась эта работа. Говорила и говорила. А Лексону слышался только скрежет, с которым рвалась его кожа.

— Хватит! — Он ударил ладонями по пене, от чего та разлетелась в разные стороны, забрызгав и Диану. Та застыла в изумлении, а мальчик выхватил щётку и швырнул её в женщину. А затем выбежал из ванной комнаты.

Диана тихонечко пискнула и опёрлась на обод раковины, чтобы успокоиться и не дать себе заплакать.

— Хорошо. Всё хорошо. Какой паршивец…. Бедный ребёнок. Всё хорошо…

Немного отдышавшись, женщина выпрямилась и тоскливо осмотрела себя в зеркале. По лицу от разбитой брови вниз стекала кровь. И вряд ли это было единственным, что расстроило её в своём отражении.

Вечером Надд занял любимое кресло у камина и, закурив трубку, стал проверять написанное Лексоном сочинение. Он то хмурил брови, то приподнимал их от удивления, но в целом выглядел довольным. Диана сидела на кушетке в углу, элегантно поджав ноги, и распускала пёстрый детский вязанный свитер. Полученные нити сворачивала в маленькие клубочки и аккуратно складывала в большую шкатулку. Делала она это искусно, резво и совершенно не глядя. Взгляд её был устремлён на Лексона, что крутился у окна. Мальчик же старался не смотреть ни на неё, ни на дедушку. Он помнил, что как-то обидел Диану и теперь гадал, не пожаловалась ли она Надду и стоит ли ждать наказания.

Надд ничего не знал про происшествие в ванной и пластырь на брови миссис Беккер предпочёл тактично не замечать, зато затылком чувствовал, как она ёрзает на кушетке и из последних сил сдерживает желание высказать своё жутко правильное мнение по какому-то вопросу.

Дождавшись, когда Надд наконец уберёт тетрадь, Диана тоже отложила в сторону своё небольшое рукоделие и со всей важностью заявила:

— Не кажется ли вам, мистер Надд, что мальчика здесь должен навещать врач? — Это довольно деликатный вопрос и в любой другой бы раз, женщина не стала поднимать его при ребёнке, но сейчас ей казалось важным, чтобы он слышал это, чтобы он знал, что все его вспышки — всего лишь болезнь и её можно контролировать. «Это ради него, я желаю ему добра» — думала она про себя.

— Безусловно. Безусловно, миссис Беккер. Один раз сюда приезжал семейный врач. Но он вышел на пенсию и больше не намерен наблюдать пациентов и тем более отправляться ради них в такие дальние командировки. В любом случае, вам не стоит об этом беспокоится. Они запичкали ребёнка вредными лекарствами. Свежий воздух всё, что ему нужно.

Сказав это, Надд, пожелал всем доброй ночи и поспешил ретироваться из гостиной.

Диана поджала губы и снова взялась за свои клубочки, в то время как Лексон прошмыгнул к камину, заняв место Надда. Теперь он мог наконец вынуть из кармана припрятанные листья, собранные в саду и бросить их на съедение огню. На Диану он не обращал никакого внимания. Такие разговоры были ему противны и одновременно скучны. Всё это было слишком ему знакомо.

— Я слышала, что завтра к тебе приедет репетитор. Ты, наверное, очень рад началу учебного года?

— Стоит ли?

— Стоит ли, что?

— Приезжать кому-то сюда.

— Ты не хочешь учиться?

— Пёс всё равно сожрёт его, этого репетитора.

— Подожди, Лексон, про какого пса ты говоришь? — Диана снова отложила клубки шерсти, и положила тонкие бледные ладони на колени.

Лексон долго рассматривал её аккуратно заточенные длинные ногти, покрытые тёмно-красным лаком, выхватывая из этого какой-то до боли знакомый образ, пока не ответил: