В дебрях Маньчжурии

Время шло. Ходили слухи, более или менее тревожные, но дело не подвигалось вперед ни на йоту.

Евгения Степановна, вначале возлагавшая большие надежды на денежную награду, теперь окончательно упала духом и близка была к умопомешательству. Ее поддерживала только одна мысль, что Ван-фа-тин сжалится и возвратит ей ребенка. Несколько раз она намекала мужу, что готова пожертвовать собой, ради спасения сына, но Грабинский, смотря на это, как на безумную мысль пришедшей в отчаяние женщины, не придавал словам ее серьезного значения. Между тем, исстрадавшаяся мысль эта крепла и развивалась, принимая фантастические размеры. Окружающее, казалось, совершенно не интересовало ее; даже горячо любимый муж отошел на задний план перед возникшею идеей освобождения Юрочки.

Станислав Викторович заметил это охлаждение жены, но приписывал его исключительно последствиям нравственных страданий и горя, перенесенных молодой женщиной.

Замкнувшись в себе, молчаливая и безучастная ко всему, она просиживала часто по целым часам на одном месте, устремив неподвижный взгляд в одну точку. Видя такое состояние жены, муж удвоил свое внимание к ней, предупреждал ее всякое желание, был с ней преувеличенно нежен и ласков, что первое время действовало на молодую женщину и она, казалось, начинала приходить в себя и была ласкова с мужем, но затем опять замыкалась, как улитка в раковину, и ничто не могло ее развлечь.

Так тянулись дни в опустевшем доме Грабинских. Станислав Викторович по целым дням пропадал на работах в лесу и возвращался только к вечеру. Евгения Степановна сидела одна в своей комнате, безучастная всему окружающему. Слез у нее не было, но выражение ее лица говорило о том безысходном горе, которое может испытывать только одно материнское сердце.

Весна прошла с ее чудными светлыми днями, с ароматом и благоуханием цветов, наступило жаркое маньчжурское лето, начался сезон периодических дождей.

Юго-восточный муссон, приносящий обильную влагу с поверхности Тихого океана, встречая на пути своем поперечные горные хребты, разражается на склонах их частыми ливнями и дождями. Влага эта до того пропитывает рыхлую почву, в течение июня и июля, что даже на высоких горах и вершинах появляются болота, не говоря уже о долинах и палях. Горные ручьи в это время превращаются в бурные речки, вода прибывает быстро и зачастую затопляет целые площади в несколько десятков квадратных верст. Поверхность под Сунгари, Уссури и Суйфуна значительно поднимается и эти реки, выходя из берегов, затопляют большие пространства.

Обилие влаги и тепла, почти тропического, в летние месяцы вызывают такую тучную гигантскую растительность, какую можно встретить только в подтропической полосе. Обилию и разнообразию растительных форм здесь вполне соответствует богатство таковых животного мира. Рядом с видами далекого севера Сибири встречаются в девственных лесах этого края представители жарких стран субтропической Азии.

В этот влажный период дожди идут ежедневно с грозами и водяными вихрями. Водная стихия властвует тогда на суше, уничтожая все слабое, отжившее и выгоняя из тучной почвы пышную роскошную растительность.

В один из таких дождливых дней сидела Евгения Степановна у окна и, казалось, безучастно смотрела на потоки ливня, падающие с пасмурного серого неба. Где-то вдалеке рокотал гром.

Внезапно внимание молодой женщины было обращено на соседнее окно, у которого стоял китаец и, прикрываясь зонтиком от дождя, подавал какие-то знаки.

Догадавшись, что это имеет какую нибудь связь с се сыном, она бросилась к окну и отворила раму. Незнакомый китаец, увидя перед собой женщину, проговорил:

– Если хочешь видеть Ван-фа-тина, приди через час к речке у брода, – с этими словами таинственный китаец удалился, закрывшись с головой, под красным большим зонтиком.

Услышав это, молодая женщина долго не могла придти в себя и дать отчет в происшедшем, ей показалось сначала, что с ней галлюцинация, она вышла во двор и спросила привратника, не видел ли он китайца с зонтиком, но привратник спал в своей будке и не мог никого видеть; за воротами также никого не было.

Возвратясь домой, Грабинская от волнения, овладевшего ею, не могла спокойно обдумать положение вещей и весь час проходила из угла в угол, в нетерпении посматривая на большие столовые часы, висевшие на стене. Надев дождевик мужа и накинув на голову капюшон, она вышла за ворота конторы и направилась через лесопильный двор к речке.

Здесь села она на берегу на том же камне, на котором сидела когда-то с Юрочкой, во время последнего свидания с хунхузом.

Дождь лил не переставая. Туман густою пеленой покрывал все ближайшие предметы. Было сыро. Молодая женщина дрожала, как в лихорадке.

Ван-фа-тин был недалеко, но не выходил из своей засады, боясь ловушки. Но, убедясь, что Грабинская пришла одна, он вышел из за ствола черной березы и приблизился к ней.

Вздрогнув от неожиданного появления хунхуза, Евгения Степановна встала и первая заговорила прерывистым задыхающимся голосом: