В дебрях Маньчжурии

Старик выбежал в кладовку на двор, где у него были сложены таинственные ящики всевозможных величин. Порылся там, вытащил один белого цвета, обшитый змеиной кожей и принеся в фанзу, поставил на кан.

Васька зажег в это время кедровую смоляную лучину и в фанзе стало светло. Отворив ящик секретным ключом, старик достал из него коробочку, сделанную из пахучего красного дерева. Поднеся ее к огню, он открыл крышку и крючковатыми пальцами достал оттуда два темнобурых шарика, величиной в крупную горошину.

Покатав их между ладонями и проколов каждый серебряным шилом, вынутым из ящика, он взял шарики между большим и указательным пальцами и продел их на нитку.

Юрочка в это время заметался на своей циновке и пробормотал что-то непонятное.

– Налей в чашку чаю, – сказал старик обращаясь к Ваське.

Сев около больного на корточки. И-сай открыл ему рот нажатием на жевательные мышцы, запихнул один шарик в горло и залил теплым чаем из чашки.

Мальчик забеспокоился, открыл глаза, в которых отсутствовало сознание, проглотил чай и снова начал бредить, призывая мать, отца и Ивана.

Вскоре больной лег опять на спину и забылся тревожным сном.

– Первая пилюля подействует на рассвете, а вторую пилюлю дам перед выступлением… – сказал И-сай, пряча коробочку в ящик.

– Hy, хорошо. А я пойду распоряжусь, – проговорил предводитель хунхузов, выходя с бумажным фонарем из фанзы.

– Ну, и воняет же у тебя здесь, – послышался голос Ван-фа-тина и вскоре шаги его замерли в тишине ночи.

Долго еще возился И-сай с пантами, очищал их от насекомых, перекладывал, смазывал какими-то мазями и пересыпал золой.

Васька улегся рядом с Юрой на кане и часто вставал, прислушиваясь к дыханию ребенка.

Лучина давно погасла и только красноватый огонек ночника бросал слабый свет на каны и земляной пол фанзы.

Мухи угомонились и облепили сплошною массою черный закоптелый потолок.

В углу у очага трещал сверчок, ему вторили в зарослях цикады и кузнечики. Где-то вдалеке прокричала болотная сова, ей ответила другая с ближайшей сопки: это перекликались часовые хунхузы.

Кое-где в шалашах золотопромывателей светился огонь, там играли в карты и кости.

В глубине темного неба сверкали далекие звезды. Созвездие Большой Медведицы сдвинулось с места, повернувшись длинным хвостом к низу. Ночь была уже на исходе. Светало.

– Васька! Дай пить, – проговорил Юрочка, подымаясь на локте.

Китайченок уже встал давно и поднес мальчику холодной ключевой воды в кружке. Юрочка прильнул горячими губами к воде и жадно втягивал в себя влагу большими глотками.

После этого И-сай заставил ребенка проглотить вторую пилюлю.

Рассвело совершенно. Мухи опять тучами носились по фанзе, надоедая всем своим жужжаньем и назойливостью.

– Я хочу встать! – сказал мальчик, спуская ноги с кана.

Васька помог ему сойти на пол и сделать несколько шагов. Вследствие большой слабости и изнурения, ребенок шатался на своих похудевших тонких ножках и не мог ходить без помощи своей няньки – китайченка Васьки.

Старик напоил его чаем с мeдoм диких пчел и заставил почти насильно съесть две мягкие пшеничные пампушки, приготовляемые обыкновенно на горячем пару, в решете над котлом. Узнав, что сейчас он поедет к родителям, к мамочке, ребенок пришел в восторг, хлопал в ладоши и постоянно спрашивал своего маленького приятеля: «Скоро поедем?» – Вошел Ван-фа-тин. С ним был китаец высокого роста, атлетического сложения, с бронзовым корявым лицом. На спине его надета была корзина, приспособленная для переноски вещей; устроенная в виде стула, она могла служить носилками для мальчика.

– Здравствуй. Юра, – громко сказал Ван-фа-тин, беря мальчика на руки, – пойдем сейчас к маме. Ты очень рад? Ну хорошо хорошо. Садись на этот стул, тебя понесет этот китаец. Что? Самому идти? Нет, ты слаб нездоров, и не дойдешь. Мы тебя сами донесем. Сегодня вечером увидишь и маму и папу. Вот так, хорошо, – говорил хунхуз, усаживая Юрочку на носилки и завязывая спереди полотенцем, чтобы ребенок не вывалился со своего высокого сиденья.

Бледный, истощенный, с блестящими большими лихорадочными глазами, мальчик возбуждал жалость даже в черствых сердцах закоренелых разбойников. Старый И-сай положил для мальчика в мешок с продуктами, висящий на спине вооруженного китайца, жестяную баночку с медом.

Отдав кой-какие распоряжения своему помощнику, находившемуся тут-же. Ван-фа-тин закинул за плечи винтовку и зашагал по той же тропе, по которой когда то шел Иван, направляясь на концессию. За предводителем, шел полусогнувшись корявый с Юрочкой, сзади следовали еще несколько хунхузов, вооруженных винтовками и с сумками за плечами. Васька также бежал сбоку, около Юрочки и смотрел на него печальными глазами, но вскоре он отстал, услыша голос старого И-сая, зовущего его назад.

Становище золотоискателей пробудилось. Сильный дым подымался из очагов. Слышались голоса китайцев выходящих на работу.