В дебрях Маньчжурии

«После того, как мы с вами разошлись на охоте, – писал мне молодой человек, – я двинулся на юг, обходя Тигровую гору, которая у меня слева, вырисовываясь своей характерной вершиной на фоне безоблачного голубого неба. Я шел быстро, боясь опоздать к месту сбора и вскоре вступил под темные своды кедровника. Гигантские деревья высились вокруг меня и тянулись к небу. Вершины их были так густы, что сквозь них я не видел уже вершины Тигровой горы и шел наугад, огибая ее подошву. В одном месте я видел медведя, разрывавшего корни сгнившего пня. Зверь меня не заметил и я побоялся стрелять, т. к. никогда до того не встречал медведей в лесу.

Я шел очень долго и мне все казалось, что я обхожу подошву горы. Компаса со мной не было и я не мог точно ориентироваться.

Я продолжал идти по темному кедровнику и только к вечеру понял, что взял неверное направление.

Мне казалось что я уклонился влево и я круто повернул вправо, перейдя вброд какую-то большую речку.

Солнце стояло низко. В кедровнике стало темно, как в могиле.

Надо было подумать о ночлеге.

Я выбрал развесистую старую ель и развел под ней костер.

Сделав два выстрела из винтовки и не получив ответа, я приготовился провести долгую, жуткую ночь в тайге. Заснуть я не мог, мне казалось, что ко мне кто-то подходит, я слышал звук шагов, вскакивал, приготовляясь стрелять, пока не затихали шаги. Раздавались какие-то голоса и крики, и я был все время в напряженном состоянии и с нетерпением ждал приближения утра.

Едва только рассвело, я был уже на ногах и продолжал идти по тому направлению, которое казалось мне правильным.

В кедровнике трудно распознавать страны света по стволам, я сбился и шел наугад. Жутко одному в диком, дремучем лесу! Я чувствовал свою полную беспомощность, несмотря на присутствие винтовки; но все же я тогда не потерял еще надежду выйти из леса. Я шел довольно бодро, останавливаясь для еды и отдыха. Со мной была ветчина и краюха хлеба.

Думая, что я иду к линии ж/д, я был довольно спокоен. Много раз мне пришлось переваливать горные хребты и переходить вброд речки. Я встречал на стволах деревьев затески, но не знал их значения и все шел вперед, ускоряя шаг, надеясь выбраться из объятий охватившего меня со всех сторон леса.

Много раз я встречал на своем пути зверей, но не произвел ни одного выстрела, так как пища у меня еще оставалась, и я не чувствовал голода. Помню, в одном месте, переходя вброд речушку. я услышал плеск воды в зарослях, обернулся и увидел какого то большого зверя, стоящего на берегу и пьющего воду. Когда он поднял голову и повернул ее ко мне, я понял, что это тигр и, несмотря на страх, объявший меня, выбежал на другой берег и, в мгновение ока, взобрался на ближайшее дерево. Я сделал это почти машинально, не рассуждая.

Тигр долго наблюдал за мной, не сходя с места, затем фыркнул, медленно вышел из воды, тряхнул свои могучие лапы, и приблизился к дереву, на котором я сидел. Смерив меня своим проницательным, острым взглядом, он решил, очевидно, отдохнуть и улегся под деревом, положив свою большую, круглую голову на лапы.

Около часа я томился на дереве и неизвестно, чем бы все это кончилось, если-бы он продержал меня на дереве до вечера. Дело в том, что к речке на водопой пришли косули и тигр сразу преобразился, съежился, вытянулся и пополз. Я не успел опомниться, как хищник, сделав небольшой прыжок, схватил одну косулю и скрылся с нею в зарослях.

Выждав еще немного, я слез с дерева и пустился бежать, сам не зная куда, подальше от страшного места. Сколько прошло дней моих скитаний по тайге, я не помню…

День шел за днем и ночь сменяла день, а я бродил, чувствуя, что теряю рассудок, силы и энергию. Я громко разговаривал сам с собой и пел, и голос мой дико звучал под сводами дремучего леса. Я потерял винтовку, спички, изорвал обувь и одежду в клочья и рыскал, как дикий зверь, без цели, без мысли, без сознания.

В минуты просветления я приходил в ужас, бросался на землю, царапал ее ногтями и кричал, что было мочи, взывая о помощи, но, угрюмая тайга была равнодушна и тихо шумела надо мной, и только дальнее горное эхо отражало мои дикие крики и вопли.

Мой ум помутился. Я становился страшен самому себе и бежал все вперед и вперед; падал, вскакивал и снова бежал, прислушиваясь по временам к голосам диких зверей, и вторя им диким, безумным воем.

Последние дни пребывания моего в тайге не удержались в моей памяти, т. к. сознание и разум тогда покинули меня.

Только смутно, как сквозь сон, мерещится мне убогая фанза зверолова, к которой я случайно подошел, увидев тусклый свет в ее бумажном оконце. Дальнейшее исчезло из моей памяти.

Я не помню, как вывел меня добрый зверолов к линии Китайско-Восточной железной дороги, как сдал меня на ст. Имяньпо в больницу, и как я очутился снова в Харбине, в доме родителей.