В дебрях Маньчжурии

Как сына любил старик своего сокола. Три года тому назад он сам добыл его из гнезда, сам выходил его и выучил. Много труда положил старый охотник. Сокол знал своего хозяина и издалека прилетал на его зов.

Приторочив лебедя к седлу, Пей-чан лихо вскочил на коня и поскакал к зарослям шиповника, темневшим вдалеке.

– Здесь есть фазаны, – произнес старик, осаживая коня и вынимая из рукава притаившегося сокола, – ты, Кой-чи, поезжай в другой конец, а я буду работать здесь.

Оставшись один Пей-чан снял цепочку с ноги своего любимца и, посадив его на руку, поднял кверху. Вскоре из под ног лошади с характерным треском вылетел фазан, блестя на солнце золотисто – бронзовым оперением.

Дико вскрикнул встрепенувшийся пернатый разбойник и стрелой понесся вслед за фазаном, загнув свои узкие крылья назад. Не успел фазан опуститься на землю, как его сверху оседлал свирепый преследователь и вонзил острые когти в спину.

Как подсеченный упал злосчастный красавец-петух на землю, стараясь освободиться от цепких объятий хищника, но один, два удара крепкого клюва его было достаточно, чтобы фазан затих.

Получив в награду горячее сердце сокол спокойно уселся луке седла своего хозяина и начал приводить в порядок смятое оперение.

Солнце поднялось высоко и жгло как летом. В воздухе парило. Паутина белыми комками и нитями носилась повсюду. Издалека доносились звуки выстрелов. Сокол перестал оправляться и прислушивался. Выстрелы приближались.

– Должно быть русский охотник – подумал Пей-чан, привязывая коня к дереву и раскуривая длинную трубку с янтарным мундштуком.

Вскоре вблизи загремел выстрел и на поляне показался русский охотник. За плечами у него висела большая связка фазанов. Собака его, полукровный гордон, заметя китайца, бросилась вперед с лаем.

– Назад! Назад! «Жук»! – кричал охотник, стараясь отозвать к себе собаку.

В это время сбоку вырвался фазан и закокав полетел над головою Пей-чана.

Насторожившийся хищник, увидя над собой летящую птицу, взмыл как молния вверх и вонзил в черное брюшко фазана свои цепкие когти; почти одновременно раздался выстрел и обе птицы камнем упали на желтую сухую траву кочковатого болота.

– Вот же тебе! Не разбойничай! – проговорил охотник, закладывая свежий патрон в ружье и приближаясь к пораженному удивлением китайцу.

Собака стояла уже над птицами и не знала на что решиться. Возле убитого фазана лежал на боку смертельно раненый сокол; желтые глаза его сверкали и дико озирались на столпившихся вокруг него людей.

Убедившись что его любимец ранен, Пей-чан как безумный схватил птицу на руки, стараясь рассмотреть рану.

Под левым крылом чернела небольшая ранка; дробина вошла внутрь, очевидно, задев важные органы.

Сокол заметно ослабевал. Гордые, дикие глаза его подернулись безжизненный мутною влагой; агония наступала быстро; вскоре судороги ног и крыльев закончили счеты с жизнью пернатого хищника и труп его лежал на руках молчаливого старого Пей-чана.

– Кончено! – произнес он, спрятав птицу в свой широкий рукав и так выразительно посмотрел на сконфуженного русского охотника, что последний долго не мог отделаться от жуткого, гнетущего чувства.

– Ничего ничего, ходя – оправдывался он, – ты достанешь себе другого ястреба. Вон сколько их летает на поле. У нас даже награду дают за битого хищника.

Китаец не сказал на это ни слова, только покосился на него вбок и произнес:

– Ходи моя фанза чифань и суте (есть и спать). Шибко знакомы, – с этими словами Пей-чан ускакал, унося в рукаве, прижатом к груди, своего любимого мертвого сокола.

Кой-чи едва поспевал за ним и догнал хозяина только у самого дома.

Русский охотник Сомов, приехавший из Харбина поохотиться на фазанов в знаменитых угодьях долины реки Медиан-хэ, не зная ни местных условий жизни, ни обычаев, находился в затруднительном положении под вечер, когда, нагруженный битыми фазанами, уставший и голодный, подошел к одиноко стоявшему хутору богатого поселянина. Возвращаться на линию дороги было поздно; солнце скрылось уже за темными силуэтами Чжан Гуан-Цайлина и в вышине тёмно-синего неба сверкнули звезды.

От горных вершин повеяло холодом. Сомов подошёл к ближайшей фанзе и сбросил у порога фазанов.

«Жук» еле волочил ноги и, видя, что хозяин дальше не пойдет, разлегся посреди двора, не обратив внимания на китайских псов, встретивших его не совсем дружелюбно.

Для ночлега Сомову отвели летною фанзу; стоявшую на отлете под скалистым холмом.

Пей-чан, узнав, что охотник просит приюта на ночь, охотно принял его к себе, угостил ароматным чаем первого сбора и сам проводил до летника.

Каны в фанзе были натоплены и Сомов расположился на них, как дома.

«Жук» спал уже в растяжку на полу и во сне взлаивал и дергал ногами, переживая жгучие моменты сегодняшней охоты.

Про убитого сокола старый Пей-чан не говорил и ни разу о нем не вспоминал в разговоре, несмотря на то, что Сомов несколько раз заводил о нем речь, стараясь доказать свою невиновность. Старик отмалчивался и повторял: «Бу-чи-до!» (не понимаю).