В дебрях Маньчжурии

– Хорошо, только приду я попозже. Так, через час. Надо предупредить хозяина, ответил Зозуля, садясь на извозчика.

Отъехав немного, он обернулся и ясно видел, что девушка не сколько раз посмотрела в его сторону и кивала ему головой.

Смутный и сбитый с толку, как в тумане, ехал он по Светланке и образ красавицы не выходил у него из головы.

V

Придя в свой номер, старик Крутых услал сына за закусками и между ним и дочерью произошел такой разговор:

– Катюша, а знаешь ли, у меня к тебе большая просьба, или, вернее, ты должна послужить миру. Ты понимаешь меня?

– Как не понять, отец! Ты хочешь, чтобы я уговорила этого старого волка позволить поохотиться на острове? Знаю, знаю! Мне долго объяснять не надо. Но за успех я не ручаюсь. Кремень, а не человек! – отвечала, накрывая на стол, Екатерина.

– Ну, ну, постарайся! Что тебе стоит?! Ведь не впервой. Помнишь лесника на Имане? Обработала в лучшем виде! Не пикнул! Постарайся, постарайся дочурка. Мир тебя не забудет. Уж вот как уважит. И мне плохо не будет. Ты подумай только: тысяч до десяти выручим за одни панты. Для этого можно потрудиться. Окрути его так, чтобы стал шелковый, да послушный. Из волка сделай ягненка. Бабе на то сила дадена!.. Только-чур! Алексею ни слова! Он с ним побратался. Только помешает. Ну, дай я тебя за это поцелую!.. – с этими словами отец взял чернокудрую головку девушки и поцеловал ее в белый широкий лоб.

В коридоре послышались шаги и разговор, и в номер вошел Алексей, а за ним смущенный Зозуля.

– А, гость дорогой! Пан Зозуля! – воскликнул старый браконьер, усаживая главного сторожа заповедного острова в кресло; вот разуважил! Вот спасибо! Люблю! Ну, садись к столу! (старик пере шел уже на «ты»).

Во время обеда, длившегося более двух часов, хозяева усердно потчевали гостя и подливали ему водку, вино и коньяк. Под конец старик так расчувствовался, что потребовал шампанского. Екатерина, сидевшая рядом с Зозулей, кокетничала с ним напропалую, под столом жала ему ногу и неожиданно поцеловала его в губы. Старый лесной бродяга, таежный волк, ни разу не видавший вблизи молодой женщины, потерял голову, и принимая все за чистую монету, увлекся до самозабвения, как может увлечься нетронутая сильная, упрямая натура.

Старый браконьер ликовал, подмигивал дочке, хлопал Зозулю по плечу и кричал: «Горько!», заставляя их целоваться.

Алексей это время уже спал на диване, совершенно опьяневший; он ничего не видел и не слышал.

Видя, что он здесь лишний, Иван Крутых незаметно вышел в соседнюю комнату отдохнуть.

– Афанасий, я полюбила тебя! – говорила между тем молодая девушка, сидя на коленях у обезумевшего от страсти Зозули, и прижимаясь к нему разгоряченным, пылавшим лицом.

– Да, я люблю тебя Катя. Пойди за меня замуж! – повторял он, целуя и обнимая ослабевшую дочь браконьера – на острове нам будет хорошо! Я получаю большое жалованье! Заведем свое хозяйство! Я построю тебе новую хату! Одевать буду, как королеву. Пойдешь? Да? Ну, говори же скорей?! А то я задушу тебя, ей же Богу! – так бормотал Зозуля, словно в бреду, забывая все на свете, смотря в темные, загадочные глаза жгучей красавицы.

– Мне не надо твоих денег! Не надо твоих нарядов и богатств! – уверяла Екатерина, гладя своею мягкою, как у кошки, ладонью маленькой изящной руки, по лицу влюбленного, – мне полюбился ты! И больше ничего не хочу!.. Но прежде, чем я дам тебе слово, я потребую исполнить одну мою маленькую просьбу – проговорила она, после недолгого раздумья.

– Я все сделаю для тебя, жизнь моя! Требуй от меня чего хочешь! – шептал в упоении Зозуля – я жизнь свою отдам тебе! Исполню вce! Hy говори же! Не мучай меня, моя голубка!

Посмотрев на спящего брата, Екатерина наклонилась к уху своего кавалера и прошептала: – я хочу, чтобы ты позволил нам поохотиться на острове один день, с утра до вечера. Согласен? Тогда я твоя! Если не хочешь – значит не любишь!..

Зозуля был поражен неожиданностью. Взор его затуманился и сердце сжалось до боли. Он колебался, но таинственные чары женщины победили волю, сломили железный характер его.

Зозуля плакал жгучими безнадежными слезами. Он видел под собой пропасть и не в силах был остановиться.

– Как?! Ты плачешь?! Ты, Афанасий Зозуля?! Где же твоя любовь, о которой говорил сейчас? Ты лгал мне! Тебе дороже твой хозяин, чем я! Ты paб! Ты собака, которая лежит на сене, сама не ест и другим не дает! Уйди от меня, постылый! Прочь! Ищи себе другую жену, такую же рабу, как сам! – с этими словами девушка соскочила с колен, Зозули, но была удержана порывистым движением последнего.

– Я твой! Твой! Делай со мной, что хочешь! – повторял в исступлении таежник, – я плачу от душевной муки, от горя, что гложет мое сердце, которое ты вынула из груди моей! Я не отказываюсь от слов своих. Я согласен на все…