В дельте Лены

11 апреля. – Яркое солнце, но усиливающийся ветер гонит снежную позёмку. Жалко отсылать Бобокова и Калинкина, но, если я не сделаю этого, они останутся здесь навсегда. Я собрал две упряжки по одиннадцать собак в каждой и отправил их в полдень; но думаю, что они остановятся в Кувине пережидать погоду.

Хижина наполнена дымом, который так ест глаза, что я не могу их открыть; и в целом мне очень неприятна причина моей задержки.

12 апреля. – Спокойное и прекрасное утро, как раз для путешествия; а я сижу в праздности – жду чего-то или кого-то? Грёнбек вернулся сегодня вечером без мистера Гилдера; так что три дня я потерял впустую, и, кроме того, возможно, Гилдера придётся оставить с собой на всё лето.

13 апреля. – Сегодня утром мне наконец удалось отправиться на запад в Хойгуолах с двумя упряжками из тринадцати и пятнадцати собак. Обе они не в порядке: та, что побольше, утомлена и у собак болят ноги, а та, что поменьше, состоит из мелких собак и почти щенков. Я измучил всех собак в дельте, и туземцы жалуются на ущерб. Мои ямщики – Георгий Николаев и «Пэдди» Ачин.

Мы добрались до Хойгуолаха и остановились выпить чаю, а я поговорил с Константином на предмет отправки наших оленей в Хас-Хата. Это их пастбища, и я послал весточку Иннокентию Шумилову, чтобы он отвёз сотню рыб на север для моих упряжек по возвращении. Рыба будет храниться там, где Пэдди сможет её найти.

Покинув Хойгуолах, мы поехали на запад и через десять вёрст встретили маленькую тунгусскую деревню из трёх-четырёх жалких хижин, едва видимых над снегом. Туземцы охотились здесь на диких оленей, у них было допотопное кремнёвое ружье. Они сказали мне, что два их домашних оленя умерли от голода, но я думаю, что они их застрелили для еды, так как люди выглядели очень голодными. Это место называется Сава[124]. В одной маленькой хижине там жило двадцать несчастных тунгусов.

Проехав на запад ещё десять вёрст, мы наткнулись на одинокую якутскую юрту, известную как Сабас Коку[125], где мужчина, его жена и маленький мальчик ловили рыбу в небольшом озере и реке, впадающих в западную протоку Лены. Здесь мы выпили чаю, сварили для себя рыбу и покормили собак – немного, потому что нам придётся ехать всю ночь или пока мы не доберёмся до Тураха.

Прибыли в Турах около четырёх утра и легли спать.

14 апреля. – Турах – развалины некогда процветающей деревни. Среди многочисленных развалин сохранились две-три хорошие юрты, маленькая церковь и большое кладбище, насчитывающее, наверное, сотни две могил. Старуха и молодой парень были единственными, которых мы нашли в деревне, все остальные жители ушли на рыбалку. Георгий Николаев указал на высокий крест в центре кладбища и сказал: «Якут помре многа». Немного поспали, выпили чаю с рыбой, я дал старухе немного табака, и мы отправился в Джангалах. Холодный резкий ветер дует с запада из горных ущелий и сбивает нас с пути. Собаки явно устали и отказываются идти в упряжке – вчерашняя работа, по-видимому, была для них непосильной. Сейчас мы находимся в охотничьих угодьях Кириков, отца и сына.

Старуха в Турахе ничего не слышала о пропаже наших лодок и людей и с благоговением слушала, приоткрыв рот, как Георгий рассказывал ей о нас. Мы бросили пятерых наших собак, а у других сильно кровоточат ноги. Я слишком часто заставлял их работать последние двадцать дней, но… ничего не поделаешь – я должен идти дальше, а собаки – единственное средство передвижения. Бедные собаки! Бедные туземцы! Бедные все вокруг! Мы кое-как добрели до Джангалаха ещё до наступления темноты – замёрзшие, голодные и уставшие.

Я нахожу, что спать в юртах туземцев не очень-то приятно, так как предполагается, что одежда должна служить её владельцу без смены целый сезон, а эти «маленькие зверушки» под одеждой постоянно напоминают о себе и заставляют чесаться. Но это невыразимое удовольствие – иметь возможность вывесить рубашку на ночь на улицу и до смерти заморозить маленьких паразитов. Утром всё, что нужно сделать, это вывернуть наизнанку промороженную одежду и хорошенько отхлопать её о дверной косяк – и их выпадет оттуда десятки, белых от инея. Это довольно жестоко для «зверушек», но чу́дное облегчение для владельца рубашки.

Приближаясь к концу Длинного острова, я заметил, что протока здесь широкая и выносит в море много битого льда. Вода в заливе может быть мелкой, но я думаю, что протока южнее острова Длинный вполне судоходна для лодок даже со значительной осадкой. Потому что в этом месте она узкая, а её полноводность наводит меня на мысль, что она также глубока. Это путь в Лену с запада, и отсюда же к реке Оленёк – на запад от западной оконечности Длинного острова, через череду песчаных банок, отмелей и глубоких промоин.