В долине Иордана

Ночь все еще была темна, потому что бжавшія по небу тучи не давали возможности выглянуть мсяцу, уже давно пытавшемуся посмотрть на волнующееся море. Разорванные втромъ туманы сбжали съ поверхности Бахръ-эль-Лута, попрятавшись въ ущельяхъ его береговыхъ горъ или разлетвшись по долин Іордана. Темная зіяющая масса воды, шевелившаяся какъ чудовище, издающая тысячи звуковъ, темное покрытое тучами небо и темныя скалы вокругъ сливались въ одинъ мрачный хаосъ, гд царила тьма, ревла буря и стонали волны, разбиваясь о берегъ. Словно ясный маякъ въ этой по временамъ безпросвтной мгл блестла искорка на кончик сигары Пижо, который, какъ истый любитель природы, сидлъ на камн у берега, вперивъ очи свои въ бушующее море, не замчая что волны уже лизали до колнъ его полуобнаженныя ноги.

— Хауенъ аалейна я рабби (помилуй насъ Господи)! шепталъ мой Османъ, кутаясь въ свои дырявый плащъ отъ втра, пронизывающаго насквозь.

— Не хорошо длаетъ господинъ заглядываясь на море, отнесся мой кавасъ къ утшавшему его Французу. Оно не любитъ глаза человческаго когда бушуетъ и реветъ; даже глазки красавицы, смотрящей праздно на море, его сердятъ и волнуютъ. Лишь око Аллаха, полный мсяцъ (эль-Камаръ) утшаетъ и ласкаетъ море. Отойди отъ берега, господинъ! Море бушуетъ сегодня такъ сильно какъ въ ночь когда подымаются тни схороненныхъ Аллахомъ городовъ. Духи моря волнуютъ его; имъ становится тсно въ ихъ подводной глубин; они мечутся, пляшутъ и играютъ во время бури, носятся вмст съ ея волнами, кружатся съ вихрями и поднимаются кверху вмст съ туманами. Духи моря стонутъ въ волнахъ, разбивающихся о берегъ, они поютъ вмст съ втрами, ревутъ вмст съ бурей, грохочутъ съ раскатами грома. Бушующее море иметъ голосъ, ему только не данъ языкъ. Только во время бури море можетъ бесдовать съ небомъ и молиться, потому что наконецъ буря даетъ ему голосъ. На дн Бахръ-эль-Лута есть дти грха, ихъ слезы наполнили море; ихъ вопли и стоны оно таитъ въ глубинахъ тни оживляютъ его воды, ихъ голосъ слышится въ тхъ мольбахъ которыя возсылаетъ море въ часы бурной молитвы; они же носятся надъ водой въ блыхъ туманахъ. Не длинна молитва Бахръ-эль-Лута; немного проситъ оно отъ Аллаха. Оно молитъ о пощад, оно проситъ у него жизни и надется ихъ получить. Будетъ время, говоритъ легенда, и Бахръ-эль-Лутъ искупитъ прощеніе. Утишится гнвъ Предвчнаго, свтлый ликъ Пророка обернется снова къ нему, и возстанутъ изъ ндръ моря тни людей мученіями искупившихъ вины. Однутся плотью и кожей блдныя тни, окаменютъ вновь призраки городовъ, и выйдутъ изъ моря на берегъ новые люди и ихъ города. Крпко станутъ они на прибрежь моря, населятъ густо окрестныя страны и зацвтетъ вновь жизнь и счастье на берегахъ Бахръ-эль-Лута. Темныя воды станутъ чистыми, какъ роса, мертвыя воды наполнятся жизнью и оживутъ. По слову Пророка, осядетъ соль изъ воды Бахръ-эль-Лута, преисполнится оно сладостью, произраститъ травы и растенія и оживится рыбами которыя придутъ изъ Іордана.

Подъ вліяніемъ арабской легенды, мн хотлось врить словамъ преданія, хотлось слышать въ рокотаніи волнъ молитву моря, оживленнаго духомъ и получившаго голосъ для того чтобы говорить съ небомъ о тхъ что схоронились въ его глубин. Какъ-то невольно тянуло ближе къ берегу, къ самымъ волнамъ набгающимъ на его солончаки. Опершись на камень, какъ на твердую скалу, я услся у самаго моря. Что-то огромное, темное какъ и ночь, облежавшая насъ, виднлось въ туманной дали; оно поднималось, пучилось, кружилось и росло; оно бжало на меня, падало, расплывалось и поднималось вновь; оно ревло, стонало и шумло, какъ огромная людская толпа… Въ этой черной чудовищной масс, въ этихъ силуэтахъ, не имющихъ очертаній, мое воображеніе рисовало цлыя картины, создавало рои призраковъ, готово было видть все что насказали Арабы.

Было уже далеко за полночь когда немного прояснилось небо, выглянули блестящія созвздія и убывающая луна бросила тусклое сіяніе на волнующееся море, наше становище и пустыню. Брызнули блестки фосфорическаго сіянія на волнахъ вспненнаго моря, скользнули по гребнямъ набгавшихъ валовъ и наполнили брилліантами темную поверхность всколыхнувшейся воды. Чмъ-то другимъ, еще боле фантастичнымъ иживымъ, показалось море облитое сіяніемъ; еще волшебне стало оно когда надъ нимъ прояснилось небо, и втеръ погналъ клочья тумановъ понависшихъ надъ водой. Заблистало море звздами, разсвтилось переливами; черныя волны его просвтлли, блые туманы засіяли матовымъ свтомъ, и изъ мрачнаго хаоса словно чудомъ оно отразило небо, его звзды и луну.

— Аллахъ акбаръ(Богъ великъ)! прошепталъ въ полусонь мой Османъ, радуясь свту озарившему непроглядную ночь.

Успокоилась буря, но не могло успокоиться море. Огромная густая масса воды все еще волновалась. Тяжелые, курчавые валы какъ тараны ударялись о берегъ который стоналъ подъ ихъ напоромъ; короткіе, но сильные буруны, словно молоты ударяли о прибрежные камни; казалось, море торопится окончить свою работу, изглодать берегъ и затмъ замереть навсегда.