— Добрая ночь сегодня, господинъ, заговорилъ наконец посл долгаго молчанія мой кавасъ. — Посмотри какъ разыгрались огненныя мухи, какъ весело носятся он надъ заснувшею землей; только въ добрыя ночи он такъ веселы и легки, потому что такъ угодно Аллаху. Нигд въ мір нтъ такого множества огненныхъ мухъ какъ въ долин Эль-Гора, он раждаются изъ цвтковъ олеандра и, какъ добрые духи свта, противны
И при вид блестящихъ свтляковъ, кружившихся роями вокругъ насъ въ темной зелени окружающей чащи, какъ-то невольно хотлось врить тому могуществу очистительной силы свта и огня, вра въ которую прошла чрезъ религіозное міросозерцаніе человчества. Самъ Аллахъ затеплилъ искорку въ тл золотистой мухи невольно повторилъ я, припоминая русскую сказку о томъ, какъ Богъ вложилъ огонекъ въ тло райской птицы и пустилъ ее на землю пугать нечистую силу. Точно также рыбаки далматинскихъ береговъ въ фосфорическомъ блеск морскихъ ноктилукъ видятъ свточъ зажженный Богомъ для освщенія морской глубины.
Не долго слушалось мн Османа за чашкою душистаго кофе, которымъ угостилъ меня кавасъ. Глаза невольно отяжелли, дыханіе стало медленне и глубже, ясность представленія начала туманиться, и убаюкиваемый тихимъ журчаніемъ Іордана и трещаніемъ зеленыхъ цикадъ, я уснулъ, какъ можетъ спать только усталый путникъ, достигнувъ цли своего пути…
II
Османъ бодрствовалъ всю ночь надъ своимъ спящимъ господиномъ не столько изъ боязни нападеній бедуиновъ сколько изъ страха потерять коней, которыми онъ очень дорожилъ. Старикъ-арабъ, которому я далъ на ночь свою берданку, б
Какъ два мгновенія промелькнули незамтно для меня и волшебная ночь, залитая луннымъ сіяніемъ, и чудное утро, расцвтившее красками спектра и небо, и землю, и воздухъ, еще пронизанный испареніями ночи. Отблески этой утренней игры цвтовъ еще не сбжали съ розовыхъ тучекъ, повисшихъ въ голубой атмосфер, и съ позолоченныхъ каемокъ за-іорданскихъ горъ. Быстрыя струйки Іордана, потерявшія свой серебряный блескъ, казались теперь поглотившими вс цвта; какой-то свинцовый матовый отблескъ еще держался на нихъ и еще рельефне оттнялъ силуэты деревьевъ, склонившихся надъ поверхностью рки. Зеленый лсъ уже проснулся давно и заплъ свою утреннюю псню.
— Добрая ночь была, господинъ! привтствовалъ меня при пробужденіи Османъ, — и за то наступило теперь доброе утро.
Въ міровоззрніи Араба, какъ и всякаго жителя Востока, борьба двухъ началъ, добраго и злаго, слдъ зендскихъ и сабеистическихъ воззрній, проходитъ такъ рельефно что въ самомъ мелкомъ явленіи жизни природы, въ каждомъ событіи изъ жизни народовъ или отдльнаго человка пылкій сынъ Востока видитъ вліяніе той или другой силы или результатъ борьбы ихъ между собою. Человкъ, какъ и всякое другое живое существо, является только существомъ страдательнымъ, къ которому прилагается то или другое воздйствіе. Смотря по тому какое начало взяло верхъ въ тл или душ даннаго субъекта, онъ является въ свою очередь добрымъ или злымъ. Не только люди, но и животныя, даже растенія являются вмстителями того или другаго начала и сообразно съ тмъ раздляются на добрыя и злыя въ отношеніи къ человку, какъ и въ отношеніи къ Пророку, посреднику между Богомъ и людьми. Если въ нашихъ понятіяхъ какъ-то не вяжется представленіе о добрыхъ и злыхъ животныхъ и растеніяхъ помимо ихъ вредности или полезности, то въ понятіяхъ мусульманина самое полезное существо можетъ быть злымъ, какъ и добрымъ, смотря по тому какимъ ореоломъ окружила его мудрость народная или сказка любимыхъ рапсодовъ. Мусульманинъ вчно живетъ въ мір добрыхъ и злыхъ существъ; съ послдними онъ борется при помощи Пророка, съ первыми онъ служитъ послднему. Даже камень, вода и другія неодушевленныя существа могутъ служить вмстилищами добраго и злаго начала и соотвтственно этому въ понятіяхъ сына Востока являются сочувствующими и враждебными человку, разъ они неугодны Аллаху.