В долине Иордана

Подобное одушевленіе предметовъ неодушевленныхъ, вмст съ зендскими воззрніями на весь остальной міръ какъ продуктъ происшедшій вслдствіе борьбы двухъ началъ, безъ сомннія остатки міросозерцанія древнихъ религій; но ихъ нельзя не отмтить какъ воззрнія пришедшіяся по духу жителю Востока. Исходя изъ этой точки зрнія, истый сынъ Востока, особенно свободолюбивый Арабъ, не можетъ никогда впадать въ крайности оптимизма или пессимизма, тмъ боле что у него есть въ отвтъ на все готовая формула: Иншаллахи (такъ угодно Богу)!

Между тмъ разгорлся мало-по-малу чудный безоблачный день. Сбжали съ поверхности воды испаренія ночи, пропало свтлое облачко, несшее изъ глубины таинственныхъ пещеръ грхи обитателей Сдума (Содома), и солнце разгоняющее ужасы ночи поднялось надъ вершинами за-іорданскихъ горъ. Золотисто-краснымъ цвтомъ сперва засіяли мрачныя скалы, легкія тни какъ-то пугливо сбжали съ ихъ откосовъ и пропали въ ущельяхъ, куда вслдъ за ними полились снопы солнечныхъ лучей. Въ высокоподнявшемся надъ Іорданомъ столб испареній сверкнула радуга; затмъ столбъ началъ таять снизу и разлетаться на верху, растворяясь въ голубомъ, прозрачномъ какъ эиръ, воздух Эль-Горской долины.

Оставивъ Османа сторожить становище, я углубился въ чащу густой заросли и побрелъ безцльно, утопая въ зелени, продираясь въ колючихъ кустахъ и проваливаясь порой въ полужидкой грязи поросшей высокою травой. И чмъ глубже пробирался я въ веселую зеленую чащу, тмъ сильне и неудержиме рвался впередъ; мн казалось что грудь моя исполнилась какою-то силой, что ноги бгутъ сами собой, весь организмъ живетъ какою-то особою жизнью и что никакое препятствіе не можетъ удержать моего безотчетнаго стремленія. Подъ ногами моими убгали десятками юркія ящерицы, черныя зми спшили скрыться въ кустахъ и трав,испуганныя птички съ криками ужаса взлетали предо мною. Но вотъ до уха моего донеслись какіе-то хриплые, глухіе звуки; невдомое животное, казалось, бжало прямо на меня, ломая сучки и продираясь въ чащ колючей заросли; мн казалось что я слышу какъ оно цпляется о нее, какъ топочутъ его ноги и какъ спазматически вырываются изъ его груди хриплые крики. То была огромная полосатая гіена, старавшаяся уйти отъ какого-то преслдованія; вся безобразная фигура ея была преисполнена ужаса, шерсть на затылк и спин ерошилась; останавливаясь по временамъ, гіена боязливо прислушивалась и озиралась назадъ, словно по стопамъ ея шелъ грозный охотникъ.

Никогда досел, даже въ Египт, гд гіенъ такое множество, мн не приходилось видть такъ близко днемъ трусливое животное, которое бжитъ свта и охотника, никогда и не пытаясь вступать въ какую-нибудь борьбу съ человкомъ. Увида меня въ нсколькихъ саженяхъ отъ себя, гіена остановилась, втянула въ себя воздухъ, еще больше нахохлила шерсть и завыла такъ отвратительно, какъ не можетъ выть никакое другое животное. Въ тайгахъ нашего свера я не мало наслушался дикихъ зврей никакія завыванія волковъ въ ясную зимнюю ночь не могутъ сравниться съ воемъ перепуганной на смерть гіены. Даже ночныя псни и мяуканья рысей въ пору ихъ любви могутъ назваться пріятными въ сравненіи съ тми низкими глухими октавами, звучавшими замогильнымъ тембромъ, какими гіена въ продолженіе нсколькихъ минутъ терзала мои уши и терпніе. Я не знаю, когда и какъ бы прекратилось это ужасное соло если-бы внезапный выстрлъ, раздавшійся изъ чащи кустовъ и пущенный невидимою рукой, не положилъ на мст отвратительнаго хищника.