В долине Иордана

— Аллахъ енарлъ джинзехумъ (порази, Господи, проклятаго)! вдругъ произнесъ Бедуинъ; глаза его загорлись зловщимъ блескомъ, досел трепетавшее тло вдругъ выпрямилось, руки какъ-то порывисто приподняли ружье, и не усплъ я увернуться какъ длинное дуло было направлено на мою грудь. Громкій выстрлъ чуть не въ упоръ раздался у самыхъ моихъ ушей и раскаты его по лсу умчались куда-то далеко; свистъ пули, пронесшейся мимо моей головы и грузно ударившейся въ стволъ дерева, вывелъ меня изъ минутнаго оцпеннія въ которое впадаетъ обыкновенно человкъ въ моментъ роковой опасности. Едва разсялся дымокъ окутавшій мсто откуда раздался выстрлъ направленный въ меня, какъ мой противникъ, увидя невредимымъ предполагаемаго оборотня, въ ужас бжалъ, испуская страшныя проклятія вмст съ молитвами и заклинаніями. Я видлъ только съ какою поспшностью бжалъ мой невольный врагъ, какъ усиленно работали вс мышцы его тла, старавшагося уйти поскоре чтобы не заразится ядомъ тлтворнаго дыханія саахра. Машинально я приподнялъ свою берданку, взвелъ курокъ и выстрлилъ кверху не для того чтобы напугать бжавшаго врага, но чтобъ еще разъ убдить егочто предъ нимъ былъ не оборотень, а такой же человкъ нечаянно столкнувшійся съ нимъ въ чащ лсной.

Съ четверть часа я простоялъ на мст загадочной встрчи, словно ожидая дальнйшихъ разъясненій, пока призывный выстрлъ Османа, заставившій меня вздрогнуть своею неожиданностью, не отвлекъ моего вниманія и не напомнилъ о возвращеніи къ своему становищу, гд Османъ долженъ былъ приготовить обдъ.

Чрезъ десять минутъ я былъ у своего костерка, на которомъ жарилась какая-то дичь. Въ то время пока я гулялъ по лсной чащ Іордана, мой проводникъ подстрлилъ пару голубей и какимъ-то искусствомъ, непонятнымъ для меня, изловилъ дв форели изъ священной рки, которыхъ и приготовилъ какъ сумлъ. Выстрлъ слышанный мною посл перваго, поразившаго гіену, принадлежалъ Осману, который слышалъ мою дуэль съ бедуиномъ и принялъ двавыстрла за мою охотничью потху. Подъ вліяніемъ розказней веселаго Османа я скоро забылъ о своемъ приключеніи, общавъ своему кавасу быть впередъ осторожне на берегахъ Іордана, гд бродятъ постоянно полудикіе Арабы, очень нерасположенные къ Европейцу. Суеврный во всемъ Османъ только по отношенію къ гіен не раздлялъ подозрній встрченнаго мною Бедуина и отрицалъ возможность оборотничества со стороны этого сквернаго животнаго; и поэтому, посмялся мой кавасъ надъ испугомъ суеврнаго Араба, удивляясь самой возможности быть настолько глупымъ чтобы принять охотника, вооруженнаго берданкой, ножомъ, за оборотня. Добродушный Османъ и не подозрвалъ что онъ самъ былъ также простъ въ другихъ отношеніяхъ.

Было уже около полудня, когда мы, пообдавъ и отдохнувъ, погрузились въ священныя воды Іордана. Мой кавасъ отыскалъ открытое мстечко, гд трава спускалась къ самой поверхности воды и гд берегъ не былъ такъ вязокъ и болотистъ. Развсивъ свою одежду на ив, наклонившейся прямо надъ ркой, я спустился осторожно въ мутныя воды всегда хранящія свжесть, несмотря на ужасающіе жары царствующіе въ бассейн Мертваго Моря. Быстро и сильно неслись струи по глинистому ложу рки, захватывая съ собою ракушекъ и мелкіе камни покрывающіе ея дно. Прямые жгучіе лучи солнца падали вертикально на поверхность воды, изборожденную рябью, и освщали воду, пронизывая ее на сквозь. Въ затемненныхъ нависшею зеленью уголкахъ рки, слегка блестя своею чешуей, играли десятки рыбъ, надъ водой носились блестящія мухи, и разукрашенныя яркими красками стрекозы, а на самомъ дн, пестря и шурша, двигались камешки уносимые ркой.