В доме музыка жила. Дмитрий Шостакович, Сергей Прокофьев, Святослав Рихтер

Всем этим трижды заслуженным композиторам, известным всей стране, всегда выдавали жалкие гроши, предназначенные на покупку самых дешевых сувениров. Как мама и пишет о своих «хобби», обыкновенно она нацеливалась на предметы домашней утвари, железные лампы, глиняные цветные чашки из Югославии, ситцевые занавесочки на окна из Болгарии, зеленые бокалы из венецианского стекла из Италии. Я с грустью храню все эти вещи. Но не забываю, что мама-то была счастлива в эти моменты, когда в другой стране покупала что-то для дома. Смешной случай произошел по приезде из Польши, где мама, любившая экстравагантные детали туалета, купила странную огромную мохнатую шляпу рыжего цвета. Может быть, это был даже парик? Не знаю. В это время у нас проходил ремонт. И каково же было мамино потрясение, когда после долгих и бесплодных поисков шляпы она глазам своим не поверила, обнаружив ее в ведре с белилами. Маляр принял ее за нечто вроде хорошей кисти. Уж не помню, когда еще мы столько хохотали. Шляпы были маминой слабостью. Навсегда запомнилась мне сцена из моего детства – еще здоров был папа. Мы в кои веки отправились втроем гулять. И мама водрузила на голову огромную ярко-красную фетровую шляпу с широченными полями. Мы с папой решительно возражали, но мама была неумолима, она сказала, что это настоящая парижская шляпа, а мы с папой ничего не понимаем. Кончилось тем, что, выйдя из дома, мы с папой перешли на другую сторону улицы из протеста, а мама невозмутимо шагала по противоположному тротуару.

Приезжая из-за границы, советские туристы ни в коем случае не должны были хвалить другие страны. Напротив, если они хотели продолжать свои поездки, то должны были по мере возможности хулить страны, в которые так стремились поехать и из которых только что возвратились.

* * *

Последние двенадцать лет жизни мама провела уже без всяких путешествий, о чем очень печалилась. Первый тяжелый, обширный инфаркт случился у нее в 1965 году. Ее жизнь была в опасности. И снова низкий поклон сначала Тихону Николаевичу, который по моей просьбе немедленно определил ее в «кремлевский» корпус Боткинской больницы, и, конечно, изумительному врачу – Анне Ивановне, которая через полтора месяца подняла маму на ноги. Надо сказать, что, вероятнее всего, как раз Боткинский корпус «кремлевки» был чуть ли не лучшей больницей. Не для самых-самых. Не для номенклатуры, ни партийной, ни государственной. Сюда попадали в основном люди искусства. Я познакомилась в Боткинской с Павлом Антокольским, у которого тоже был инфаркт. Поэтому врачи там были не анкетные, а настоящие, с традициями, врачи старой закалки. Я преклоняюсь перед ними, перед их отношением к своему делу. Не знаю, сохранились ли эти традиции до сих пор, ведь я пишу о событиях более чем тридцатилетней давности. Анна Ивановна поначалу относилась ко мне так строго, что я не смела даже обратиться к ней. Видимо, как человек с большим жизненным опытом, она заранее была очень резко настроена против меня как представительницы «детей», сводящих родителей в могилу. Но потом, видя меня в больнице каждый день, она стала относиться ко мне настолько тепло, что это оказалось даже неожиданным для такой строгой замкнутой женщины. Я с самого начала видела, что несмотря на отсутствие внешней роскоши (в маминой палате было четверо больных) все делается на самом высшем уровне, с должной степенью серьезности и полной ответственностью. То ли дело Измайловская больница, в которой мама уже с третьим инфарктом лежала в 1971 году. Там мне пришлось побегать. У мамы была отдельная прекрасная палата, где она была одна (кстати, этого мама совершенно не выносила). Но лечение носило абсолютно абстрактный и формальный характер. Такое равнодушие, с которым я столкнулась в этой больнице, было связано то ли с тем, что в больнице отдыхали здоровые люди (что было вполне характерно для советских больниц, поскольку пребывание там было бесплатным), то ли с тем, что человеческая жизнь не входила в перечень ценностей для персонала. Помню, как-то я пришла в больницу и не нашла маму в палате. На мой вопрос я получила такой ответ: у нее были боли в области живота, и сейчас ее готовят к операции в связи с панкреатитом. Я ринулась искать ее и сняла буквально с операционного стола. Такие там могли происходить штучки.

В течение двенадцати лет, кочуя из больниц в санатории, мама, конечно же, любым больницам и санаториям предпочитала дом. Она большей частью лежала на тахте напротив телевизора, обложенная не только газетами, книгами, но и разными вкусностями, к которым принадлежали грецкие орехи в меду, маслины, копченая колбаса, «Мишки». К этим деликатесам никто из нас не имел доступа, разве что иногда – внуки.