Госпожа Шмицъ была маленькая, суетливая женщина лтъ пятидесяти, всегда увшанная роскошными, черными какъ смоль, фальшивыми локонами и украшенная наколкою со множествомъ бантиковъ. Съ-тхъ-поръ, какъ умеръ Яковъ или, какъ звали его близкіе друзья, Кёбесъ Шмицъ, извстный чистильщикъ сапоговъ и одежды и врный исполнитель всхъ порученій академической молодежи, вдова его осталась совсмъ одинокою на свт. Часто изъ ея стсненнаго сердца вырывались тихіе вздохи и жалобы на жестокость судьбы, такъ преждевременно поставившую ее въ такое горестное и, такъ сказать, безпомощное положеніе, а между тмъ эти жалобы были не совсмъ основательны, по-крайней- мр въ томъ отношеніи, что госпожа Шмицъ съ давнихъ временъ, чуть ли не съ полвка, могла отлично постоять сама за себя. На ея нжныхъ плечахъ лежало все бремя хлопотъ и заботъ объ отличномъ имуществ, которымъ она теперь владла. Она же всегда напоминала Кёбесу объ обязаннортяхъ его легкаго и прибыльнаго призванія, Кёбесу, очень бойкому, а посл бесды съ бутылкою, что нердко случалось, крайне восторженному человку. Она же приводила его къ житейской проз въ переносномъ и настоящемъ значеніи слова. Она-то и придумала превыгодную спекуляцію: задерживать у себя блье, которое студенты поручали ей въ видахъ чистоплотности, и увряла еще, что задерживаетъ въ интересахъ этихъ господъ, до-тхъ-поръ, пока они не возвращали ей взятыхъ у нея взаймы и часто самыхъ ничтожныхъ суммъ; въ тхъ же случаяхъ, когда молодые люди не могли обойтись безъ блья, первое письменное обязательство замнялось другимъ точно такимъ же, съ маленькимъ лишь измненіемъ въ цифрахъ. Часто и охотно госпожа Кёбесъ Шмицъ разглагольствовала о доброт своего сердца и о своемъ слишкомъ мягкомъ характер, который заставляетъ ее сочувствовать и радостямъ и печалямъ молодежи. Между тмъ боле зоркій наблюдатель могъ замтить при этомъ нкоторую односторонность и пристрастіе. Правда, что госпожа Шмицъ съ любезнымъ добродушіемъ обсуждала шалости и буйныя выходки платящихъ и состоятельныхъ постителей, но она была неумолимо строгимъ судьею для бдныхъ гршниковъ. У нея всегда были два правила для постителей наготов. Одно — отъ чего нельзя отказаться, то надо исполнить; другое — чего нельзя исполнить, отъ того надо отказаться. Первое она говорила съ улыбающимся лицомъ заносчивому юному аристократу, ссужая его деньгами для выполненія какой-нибудь сумасбродной прихоти; второе произносила нахмурившись на просьбы какого-нибудь бдняка, который не могъ въ срокъ выполнить даннаго обязательства.
Послдовательному примненію этихъ двухъ правилъ к длу госпожа Шмицъ обязана была постояннымъ приращеніемъ своего благосостоянія, которое было уже совершенно обезпечено, когда неумолимая судьба вырвала изъ жизни Кёбеса Шмица во цвт лтъ и, такъ сказать, среди самаго исполненія его призвавія.
Кёбесъ Шмицъ, утомленный трудами на протекаемомъ понрищ, разъ вечеромъ предавался невинному наслажденію въ бесдахъ съ друзьями за полуштофомъ вина въ погребк. Отъ того ли, что въ комнат было очень жарко, или вслдствіе внезапно нашедшаго на него вакхическаго вдохновнія, зашумло у него въ голов, только вдругъ помутилось въ глазахъ честнаго человка и — увлекаемый слишкомъ живымъ воспоминаніемъ своего ежедневнаго занятія онъ совсмъ неожиданно сталъ чистить сюртуки своихъ собутыльниковъ тростью, со которою никогда не разставался, не давая имъ ни времени, ни срока принять обыкновенный мры предосторожности, то-есть прежде снять верхнюю одежду. Застигнутые врасплохъ, господа товарищи не чувствовали расположенія взглянуть сквозь пальцы на таковую не безвредную для нихъ разсянность и честный Кёбесъ былъ принесенъ домой съ безошибочными на голов своей признаками ихъ негодованія, а такъ какъ къ послдствіямъ этого вечера присоединилась горячка, которой онъ былъ часто подверженъ, то вскор онъ испустилъ свой восторженный духъ.
Неутшна была госпожа Кёбесъ Шмицъ въ столь горькой потер. Только въ усиленной дятельности она могла найти забвеніе своихъ горестей. Ей непремнно хотлось видть вокругъ себя людей, чтобъ ухаживать за ними, заботиться о нихъ, поддерживать ихъ своими совтами, а при надобности и деньгами. И вотъ выстроила она большой двухъэтажный домъ, выходящій параднымъ фасадомъ на улицу, а заднимъ на рку, и когда все было готово, выставила на окнахъ картонныя, оклеенныя блою бумагою дощечки, на которыхъ крупными буквами, полными таинственности для непосвященныхъ въ мистеріи англійскаго языка, значились два слова: «to let!» (въ-наймы).
Судьба благопріятствовала всмъ предпріятіямъ госпожи Кёбесъ. Таинственныя объявленія скоро исчезли съ оконъ, а на мсто объявлёній скоро показались господа съ длинными, блыми зубами и жидкими бакенбардами, которые предъ зеркаломъ завязывали свои галстухи, и юныя дамы съ длинными локонами, изъ прелестныхъ, большею частью полуоткрытыхъ устъ которыхъ чаще всего слышались односложны звуки «йесъ» и «но», когда выпадалъ счастливый случай встртить ихъ на прогулк.