Въ двнадцатомъ часу

А между тмъ ей надо жить — не для себя; нтъ! жизнь для нея тяжелое бремя — а для ребенка, для своей дочери, которую она страстно любила, со всею любовью выстрадавшагося сердца. Для себя она давно бы нашла забвеніе и покой въ водахъ Темзы, но для своего ребенка она охотно выносила пытку и позоръ жестокой судьбы, лишенія, недостатки, нужду и — что еще ужасне того — даже пытку съ разбитымъ сердцемъ танцовать и улыбаться предъ публикою, которая не имла и не можетъ имть милосердія, и вс эти неисчислимыя униженія, которыя безжалостно наносили ей грубый директоръ и пошлые сотоварищи; бдной, болзненной женщин и безъ того было слишкомъ трудно упражняться въ своемъ искусств и исполнять свою обязанность, но все это она выносила и еще больше готова была выносить. Есть ли что невозможное для матери, когда дло идетъ о ея дитят? И съ какою трогательной нжностью она заботилась о своей дочери, какъ старалась вс камешки съ ея дороги своею рукою отсторонять — она, которая ежедневно безъ пощады разрывала свои ноги по острымъ терніямъ на жесткомъ пути своей горестной жизни!

Величайшая ея забота состояла въ томъ, что она могла умереть, прежде чмъ успетъ поставить свою Фанни за ноги, такъ чтобъ она сама могла прокормить себя. Ей было понятно, что положеніе свое она могла бы существенно улучшить, еслибъ позволила Фанни вступить на театръ; вс говорили, что Фанни такая красавица, что одною уже своею красотой произведетъ эфектъ.

Но Констанца содрогалась при одной этой мысли. Какъ! неужели она сама толкнетъ въ эту пропасть грховъ свое дитя, своего ангела, броситъ эту чистоту въ лужу грязи?... Никогда, никогда этому не бывать! Ни за какія сокровища Индіи! Разв она сама поколебалась хотя бы на минуту, когда ей предоставленъ былъ выборъ между блестящимъ позоромъ и жизнью полною нужды и лишеній? Фанни никогда не узнаетъ, что красота можетъ быть вывскою порока. По ея плану, надо дать двочк самое лучшее образованіе, а потомъ помстить ее воспитательницею дтей въ какомъ-нибудь почтенномъ семейств. Она не сомнвалась, что успхъ увнчаетъ ея планъ, и потому сама сдлалась учительницею своей дочери. Она сама говорила хорошо почти на всхъ европейскихъ языкахъ; читала она очень много и съ большимъ толкомъ. Сама она голодала, чтобъ только дочери своей купить граматику или другую необходимую книгу. Ея попечительность не даромъ пропадала: Фанни привязалась къ своей матери съ такою же безпредльной любовью, съ какою мать любила ее, и успшно училась всему, чему мать желала ее обучить, училась изъ любви къ матери, хотя ея любознательность не всегда равнялась ея любви.

Такъ Фанни достигла шестнадцатилтняго возраста, не больше зная о житейскихъ длахъ, какъ и принцеса какая-нибудь, воспитанная подъ самымъ тщательнымъ надзоромъ. Изъ своей маленькой квартирки она никогда не выходила безъ матери, которая не подумала, что преждевременная, вынужденная опытность и знаніе человческихъ длъ часто составляютъ самую надежную и даже единственную защиту и охрану бдныхъ и всми покинутыхъ двушекъ. Мать надялась, что успетъ еще ввести въ надежную мирную гавань корабль счастья своей дочери, прежде чмъ дочь узнаетъ тяжелую, исполненную опасностей туда ведущую дорогу. Но не сбылись ея надежды!

Ръаз вечеромъ Фанни въ ожиданіи матери сидла за своими книгами; вдругъ сильный стукъ раздался въ дверь. Смшанные голоса, ничего добраго не предвщавшіе, требовали, чтобъ она отворила. Дрожа отворила Фанни. Мать ея была принесена — мертвою. Ея жизнь давно уже висла на ниточк и въ этотъ вечеръ, когда она вышла съ подмостковъ за кулисы, кровь вдругъ хлынула изъ нея и положила конецъ ея жизни.

За тмъ послдовали печальные, ужасные дни. Изъ надежнаго материнскаго покрова бдняжка была выброшена въ страшную пустыню одиночества, гд грозили ей неисчислимыя опасности, страшные призраки, которыхъ не въ состояніи понять неопытное, безпомощное дитя, а только могло догадываться и ужасаться. Одна, совсмъ одна въ Лондон, въ этомъ бурномъ мор, гд крикъ утопающаго неслышенъ, гд жизнь человка не иметъ большаго значенія, какъ мыльный пузырь, носящійся по волнамъ и чрезъ минуту исчезающій безслдно.

Мать унесли и похоронили на ближайшемъ кладбищ. Одна осталась Фанни въ пустой квартир. Изъ одежды и домашней утвари ей оставили только самое необходимое, все остальное потребовалось на покрытіе издержекъ для похоронъ. Нсколько золотыхъ бездлушекъ, оставшихся отъ прежнихъ лучшихъ дней матери, удалось ей спрятать отъ алчныхъ взоровъ людей, вторгшихся въ убжище печали. Все ея богатство заключалось въ нсколькихъ шилингахъ, да и т на другой же день потребовала хозяйка за квартиру и содержаніе.