Въ двнадцатомъ часу

Карета покатилась. Господинъ снялъ съ себя шубу и закуталъ Фанни; она почти не сопротивлялась, потому что силы ея были надломлены. Она неподвижно выносила, когда онъ своимъ платкомъ вытиралъ ея мокрые полосы и положилъ ея голову себ на плечо. Онъ не разговаривалъ съ нею, но только разъ спросилъ:

— Лучше ли вамъ теперь?

— Благодарю, лучше, отвчала Фанни, но въ дйствительности была совсмъ больна. Въ ея вискахъ стучала мучительная боль; отъ озноба тряслось все ея тло и зубы стучали.

Долго они хали. Наконецъ карета остановилась. Господинъ помогъ Фанни приподняться и выйти изъ кареты, отворилъ желзную калитку и, замтивъ, что она не держалась на ногахъ, понесъ ее на рукахъ отъ калитки до подъзда. Тутъ онъ позвонилъ. Дверь тотчасъ была отворена. Старуха вышла съ свчою въ рукахъ, но отъ удивленія при вид неожиданной картины чуть было не выронила свчу.

Вотъ это было все, что видла Фанни.

Потомъ она припоминала, что старушка привела ее въ комнату нижняго этажа и уложила въ постель, и что когда она лежала въ постели, старушка наклонилась къ ней и ласково успокоивала ее, а у самой слезы лились потоками по морщинистымъ щекамъ.

Затмъ послдовалъ тяжелый, мучительный сонъ, въ которомъ постоянно преслдовали ее отвратительная хозяйка съ дочерьми, а она, чтобъ убжать отъ нихъ, то бросалась въ пропасть, которая разверзалась подъ ея ногами, то въ рку, волны которой поглощали ее, или бжала по крутой лстниц, которая становилась все уже, уже, и вдругъ приводила ее къ дивному ландшафту, залитому сіяніемъ и солнечнымъ свтомъ, а подъ нимъ высоко она носилась по воздуху, и все носилась, носилась, пока вдругъ опять попадала изъ свтлой высоты въ тсный, мрачный домъ ужасной хозяйки, и снова начиналось то-же преслдованіе.

Въ промежуткахъ этого бреда она нсколько разъ видла ласковое лицо старушки, и постепенно являлось оно ей чаще и явственне; но вотъ пришелъ день, когда она очнулась какъ-бы посл продолжительнаго, успокоительнаго сна, и хотя чувствовала невыразимую слабость, однако могла осмотрться вокругъ себя съ полнымъ сознаніемъ.

Не велика была комната, гд она находилась, но такая свтлая, веселая и меблированная великолпно — такъ по-крайней-мр показалось Фанни, выросшей въ крайней бдности. Постель, на которой она лежала, была покрыта самымъ тонкимъ бльемъ. Тогда она посмотрла на свои руки и удивилась, отчего он стали такъ худы и блдны. Тутъ она стала припоминать о послднемъ ужасномъ вечер, о господин, съ которымъ хала въ карет, о старушк укладывавшей ее въ постель.

Вдругъ изъ смежной комнаты съ отворенною дверью вышла старушка съ господиномъ, лицо котораго Фанни тоже видала много разъ какъ-будто во сн. Это былъ небольшого роста господинъ пожилыхъ лтъ, съ строгимъ и умнымъ лицомъ. Онъ слъ у ея постели, взялъ ее за руки и спросилъ, какъ она себя чувствуетъ. Затмъ онъ обратилася къ старушк и сказалъ:

— Ну теперь, милая мистрисъ Джонсъ, мы вышли изъ опасности и можемъ опять спокойно спать.

Тутъ онъ ласково потрепалъ по щек Фанни и сказалъ:

— Она доброе дитя.

Когда докторъ ушелъ, Фанни хотла было благодарить мистрисъ Джонсъ за; вс ея милости, но та сказала, что теперь Фанни должна лежать спокойно и опять собираться съ силами, а потомъ ужъ успетъ наговориться.

Такъ прошло нсколько дней. Выздоровленіе Фанни быстро подвигалось впередъ, благодаря ея крпкой натур. Докторъ являлся постоянно каждый день и заврялъ съ одинаково-довольною миной, что она доброе дитя. Въ одно утро присла мистрисъ Джонсъ къ ней на постель, взяла ее за руки и сказала:

— Ну, милое дитя, теперь вы можете разсказать мн о вашей прошлой жизни. Вообразите что я ваша бабушка; вдь по лтамъ своимъ я могла бы быть вашей бабушкой; или считайте меня за то, что я на самомъ дл; за старуху, которая много испытала, много перестрадала и потому хорошо понимаетъ вс искушенія, въ которыя такъ легко впасть бдности, молодости и неопытности.

Фанни не совсмъ поняла смыслъ этихъ словъ, но чувствовала, что старушка ей желаетъ добра и что ей можно все разсказать. Да и зачмъ же ей скрывать что-нибудь?

И вотъ стала она разсказывать все, что только могла разсказать. Отца своего она никогда не знала, не знаетъ даже и того, какъ его зовутъ и гд онъ живетъ. Она просила мистрисъ Джонсъ открыть ея сумку, въ которой хранились драгоцнныя бездлушки, принадлежавшія ея матери и которыя она постоянно при себ носила, и показала ей все, что тамъ было. Она разсказала про свою мать, про ея смерть и все, что затмъ послдовало, до той минуты, какъ она увидала мистрисъ Джонсъ со свчою въ рукахъ у подъзда, и затмъ ничего не помнитъ, потому что потеряла всякое сознаніе.

Съ величайшимъ вниманіемъ слушала ее мистрисъ Джонсъ и все время отирала слезы, катившіяся по щекамъ Фанни; да и самой старушк приходилось также часто отирать свои глаза.

Когда кончила молодая двушка свой разсказъ, старушка поцеловала ее въ лобъ и сказала:

— Ты такъ молода, а уже такъ много выстрадала! Но, милое дитя, съ Божіею помощью теперь всякому горю конецъ. Господь пошлетъ теб защитника, который будетъ заботиться о теб, какъ о своемъ родномъ дтищ или о сестр.