Въ двнадцатомъ часу

— Вы врно мать того господина, который пожаллъ меня въ тотъ вечеръ? спросила Фанни.

— Нтъ, возразила мистрисъ Джонсъ: — я не мать ему, хотя люблю его какъ родного сына и онъ почитаетъ меня вмсто матери. Я была его кормилицей, а теперь у него домоправительницей.

— Кто онъ? Какъ его зовутъ?

— Со временемъ все узнаешь. На ныншній день довольно наговорились.

Дв недли спустя Фанни сидла въ смежной комнат съ ея спальней, гд теперь она проводила цлые часы, сидя въ покойныхъ креслахъ. Мистрисъ Джонсъ сидла у окна и шила. Фанни была немного взволнована, потому что господинъ, въ дом котораго она жила, прислалъ спросить, можетъ ли она принять его.

— Не бойся, милое дитя, говорила мистрисъ Джонсъ.

— Я не боюсь, отвчала Фанни: — но... но, несмотря на прекрасное платье, въ которое вы нарядили меня, я кажусь такъ страшна съ этимъ исхудалымъ лицомъ и сткою вмсто волосъ! Ну что обо мн подумаетъ мистеръ Броунъ?

— Неужели эта двочка тщеславна? Ну кто бы могъ это подумать! воскликнула мистрисъ Джонсъ улыбаясь.

Кто-то тихо постучалъ въ дверь, и по приглашенію мистрисъ Джонсъ вошелъ въ комнату господинъ, въ которомъ Фанни тотчасъ узнала своего избавителя. Она хотла-было подняться и подойти къ нему, но Броунъ быстро подошелъ къ ней, подалъ ей руку и поспшно слъ на стулъ около нея.

— Я не желалъ васъ безпокоить, сказалъ онъ: — но мн хотлось лично убдиться, что вы дйствительно выздоравливаете и что вамъ не худо въ томъ дом, въ которомъ случай доставилъ вамъ убжище.

Фанни пыталась пролепетать ему нсколько словъ благодарности, но Броунъ прервалъ ея рчь короткими словами:

— Пожалуйста не будемъ объ этомъ говорить.

Затмъ онъ сдлалъ еще нсколько вопросовъ, пожалъ ой руку и ушелъ.

Во все время посщенія Броунъ ни разу не улыбнулся и такъ холодно и равнодушно смотрлъ и говорилъ, что Фанни, какъ только онъ ушелъ, залилась слезами.

— Что съ вами, дитя? спросила мистрисъ Джонсъ.

— Мн кажется, что мистеръ Броунъ сожалетъ, что принялъ меня въ домъ свой! рыдала Фанни.

— Ахъ! какая ты дурочка, возразила мистрисъ Броунъ смеясь: — вдь онъ всегда такой; ты скоро къ нему привыкнешь.

Но Фанни не могла привыкнуть къ спокойному и холодному обращенію Броуна, несмотря на то, что онъ каждый день приходилъ и долгое время оставался, разговаривая съ ними обими.

Такъ прошло еще нсколько дней. Весна онять вернулась и съ нею возвратились здоровье Фанни и красота, какъ думала тщеславная двушка. Фанни могла быть совершенно счастливою въ этомъ дом, гд вс ея желанія исполнялись прежде чмъ она успвала выражать ихъ, еслибъ только не мшала ей гордость.

Она, какъ только узнала, что дочь ея матери не можетъ уже оставаться въ томъ ужасномъ дом, ни одну минуту не колебалась въ выбор между безчестьемъ и смертью, но и теперь для нея невыносимо было пребываніе подъ кровлею человка, который изъ жалости поднялъ ее съ улицы, и тмъ невыносиме, что увлекаясь подозрительностью, свойственною подобнымъ характерамъ, она увряла себя, что мистеръ Броунъ втайн раскаевается въ своемъ образ дйствія. Эта мысль преслдовала ее до такой степени, что она уже не разъ почти ршалась бжать изъ его дома и только увренность, что мистрисъ Джонсъ будетъ отъ того неутшна и можетъ быть сочтетъ ее за нехорошую и неблагодарную двушку, удерживала ее отъ приведенія въ исполненіе этого плана.

Разъ вечеромъ, когда старушка, по своему обыкновенію, сидла у ея постели и ласкала ее, Фанни призналась ей во всемъ, что у нея было на сердц. Старушка старалась отговорить ее отъ такихъ глупыхъ мыслей и только слезами и мольбами заставила ее дать слово, что она ни подъ какимъ видомъ не уйдетъ, изъ дома потихоньку.

Вотъ что случилось на слдующее утро посл этого разговора.

Фанни прогуливалась въ саду позади дома, гд было очень отрадно подъ тнью цвтущихъ деревьевъ, на которыхъ пли птички и вили свои гнздышки. Фанни думала о своей милой, умершей матери, которая давно уже покоилась въ холодной могил, и стало ей грустно, что мать не можетъ съ нею наслаждаться этимъ солнечнымъ свтомъ, этими нжными весенними цвтами, которые она бывало такъ любила. Тяжело стало на душ Фанни; она чувствовала себя такою одинокой, такою безпомощной. Никогда она не знала своего отца, никогда она не играла съ братьями и сестрами, какъ другія дти, и лишилась дорогого, обожаемаго бднаго существа, къ которому была привязана всею силою благовйной любви, лишилась даже не получивъ ея послдняго поцлуя. Фанни скрылась въ бесдку на краю сада, закрыла лицо руками и горько — горько плакала.

Вдругъ она почувствовала легкое прикосновеніе, къ своему плечу. Она оглянулась — мистеръ Броунъ стоялъ предъ нею. На нее устремлены были его глаза съ тмъ же серіознымъ и печальнымъ выраженіемъ, которое внушило ей при первой встрч съ нимъ такое глубокое довріе и которое она впослдствіи не разъ подмчала.

— О чемъ вы плачете, Фанни? сказалъ онъ, и его голосъ звучалъ мягче обыкновеннаго: — разв вамъ уже не нравится у насъ? Разв мистрисъ Джонсъ меньше нрежняго любитъ васъ? Не сказалъ ли я, не сдлалъ ли я чего такого, что оскорбило васъ?