В двух битвах

— Читала здесь всякую всячину, что попадало под руку. Вчера отважилась сходить в библиотеку. И напоролась на неприятность. Лестница крутая. Поднималась довольно-таки легко, а вот спускалась, как семидесятилетняя старуха. И... встретилась с лечащим врачом. Ну и, как водится, выслушала внушение. И по делу. Огорчило предупреждение: «Придется отменить прогулки...»

Лицо Тони помрачнело. Она задумалась на несколько секунд и продолжила:

— А вот библиотека порадовала. Для госпиталя даже очень хорошая. Такой приличный фонд! Три часа прокопалась в книгах. Так соскучилась по ним, вы даже представить не можете! Недаром Маркс считал своим любимым занятием — копаться в книгах.

Накатившаяся туча закрыла солнце. В госпитальном парке потемнело. Облако оказалось небольшим, но оно медленно, неохотно, с ленцой двигалось, словно сознательно хотело больше задержаться на одном месте. Тоня тоже взглянула на тучу.

— И откуда она появилась? Часа три назад небо было янтарно чистым. Я еще подумала: «Не день, а чудо!»

Но вот выглянуло солнце. Жаркие лучи его окрасили кусты сирени в синие, зеленые, нежно-голубые цвета. Преобразилось и лицо девушки: исчезла бледность, повеселели глаза. Она предложила пройтись по парку.

— Мои травмированные ноги теперь очень часто напоминают о себе, особенно когда долго сидишь. А так легче.

Незаметно, разговаривая, они пришли в малый парк. Со второго этажа госпитального корпуса лилась прекрасная фортепьянная музыка. Они присели на лавочку. Слушая музыку, Тоня мельком взглянула на Николаева, а затем взгляд ее задержался на открытом окне, откуда доносились звуки фортепьяно. В глазах девушки Андрей заметил нескрываемое изумление.

— Вот кто-то неожиданно порадовал. Я так люблю музыку!.. — сказала она, и лицо ее просветлело.

А пианист тем временем с еще большей виртуозностью продолжал, словно почувствовал появление очаровательной почитательницы талантов великих русских музыкантов.

— Интересно, что он исполняет? Мелодия мне напоминав музыку Балакирева.

— Да, да. Это увертюра Милия Алексеевича Балакирева к драме Шекспира «Король Лир». Сильная вещь! Вообще, признаюсь вам, все созданное этим изумительным композиторов я очень люблю, как, впрочем... — Девушка сделала небольшую паузу, лицо ее чуть порумянено, она заметно оживилась. — И самого его, как человека мужественного, решительного, очень уважаю. И вообще, ко всей его непреклонной, волевой натуре трудно равнодушно относиться. Он ведь, как вы знаете, был душой «Могучей кучки».

Рояль умолк. Сверху донесся оживленный разговор. Потом пианист грянул фрагмент из симфонической поэмы «Тамара».

— Ну, товарищ комиссар, считайте, нам с вами повезло! Этот незнакомый пианист, несомненно, большой поклонник и вдохновенный исполнитель Балакирева. Признаюсь, мне хочется от души поблагодарить его. Может быть, зайдем на минуточку?

— А если врач вас снова увидит? — полусерьезно, полушутя спросил Андрей.

— Будем надеяться, что все благополучно обойдется, — улыбнулась Тоня. — К тому же я могу рассчитывать на вашу поддержку. Уж очень хорошо он исполняет!

— А почему вы думаете — обязательно «он», а не «она»! — Думаю, что играет кто-то из раненых офицеров-музыкантов. Да, да. Не смотрите на меня так недоверчиво. Любитель так не сыграет! — уверенно сказала Тоня.

— А почему «она» может быть только любителем?

— А вам, по-видимому, хочется, чтобы была «она», — улыбнулась Тоня и покачала головой. — Это почти исключается.

Они медленно поднялись по крутой лестнице и прошли в довольно просторное фойе. В глубине его, у черного открытого рояля стояло несколько раненых. В это время пианист кончил играть и, сидя, что-то пояснял товарищам. Андрей поздоровался. Присутствующие ответили. Смуглый молодой брюнет, сидевший за роялем, потянулся за костылями. Он хотел подняться, но Николаев задержал его:

— Сидите, сидите. Мы вот с девушкой услышали вашу прекрасную игру и решили подняться.

— Вы так очаровали комиссара дивизии и меня своей игрой, что мы отважились познакомиться и послушать вас поближе — мило добавила Тоня. Пианист, глядя на Тоню и Андрея, немного смутился и вначале не знал, что сказать. После затянувшейся паузы он заговорил:

— Никак не ожидал, чтобы в парке игру мою вы услышали.

Они разговорились. Права оказалась Ильиченкова. Пианист — офицер, старший лейтенант. Перед войной окончил дирижерский факультет Московской консерватории. Был в окружении под Вязьмой в армии генерал-лейтенанта Ефремова. В марте ранило в обе ноги, и его вывезли на самолете. Недели три, как встал на костыли. Сегодня второй раз ему удалось подняться в госпитальный клуб. Он на память знает много классических вещей, но особенно любит Балакирева. По просьбе Ильиченковой старший лейтенант исполнил фрагменты из увертюры «Тысяча лет». Потом, обратившись к Тоне, спросил ее, не поет ли она.

Тоня смущенно пожала плечами:

— Как вам сказать... Когда-то немного пела, но давно...

— Лет десять назад? — наступал старший лейтенант.

— Ну, не десять, положим, но, во всяком случае, не на войне.

— Значит, накануне войны. А это уж совсем недавно.