В двух битвах

Но гвардейцы подготовили им здесь встречу. Они тотчас же подбили два первых фашистских танка и ими наглухо загородили проход. Атаки были отражены и на других участках. Но через некоторое время подвыпившие фашисты, не считаясь с потерями, вновь цепями ползли к нашей траншее.

Тревожное положение сложилось у Курносова на левом фланге. В том месте траншея выгибалась в сторону противника, образуя своеобразную дугу. Врагу удалось ворваться в нее. Пришлось бросить туда резерв комбата — двенадцать моряков-ветеранов. И положение было восстановлено. Да еще и в плен гитлеровского офицера взяли. Три часа гитлеровцы приводили в порядок свои части после очередной неудачи. Только в 17 часов начался их новый огневой налет. Он продолжался тридцать минут. Как и прежде, плотной огневой обработке подвергся прибрежный участок. Фашисты явно мстили за понесенные там потери и стремились расчистить проход для своей пехоты, намеревавшейся наступать без танков.

Курносов тоже повторил свой маневр. Большую часть людей ему удалось вывести из-под обстрела. В траншее на левом фланге он оставил редкую цепочку автоматчиков. Когда же фашисты перенесли огонь в глубь нашей обороны и повели наступление, туда устремились отведенные ранее гвардейцы.

Три атаки гитлеровцев, словно морские волны о гранит, разбились о стойкость моряков.

На других участках фашисты лезли так же упорно. Впереди многих подразделений шли офицеры. Но и это не помогло. В районе большака, где стояли противотанкисты, дорога на подступах к нашим позициям оказалась забитой сожженными и подбитыми вражескими машинами.

Остаток вечера и всю ночь комбриг и я провели в боевых порядках стрелковых подразделений. В крайне тяжелом положении нашли мы батальон Курносова. Из строя выбыла почти половина людей, столько же и техники. Большая часть минного поля оказалась взорванной.

Ну а моряки, оставшиеся невредимыми, несмотря на усталость и нервное перенапряжение, все до единого работали. Оборона возводилась почти заново.

На помощь стрелковым подразделениям Сухиашвили бросил саперов. Руководил ими неутомимый бригадный инженер Рощин. Он буквально все видел и везде успевал. Самоотверженность этого скромного, не любящего позы человека была примером для подчиненных.

Везде можно было встретить командира или политработника с лопатой или киркой. Они трудились вместе с матросами и старшинами.

После полуночи в батальоне состоялось краткое партийное собрание. Оказалось, что более чем наполовину поредела партийная организация после прошедшего боя. Суть речей и решения одна: на Холм фашисты не пройдут!

В траншее же заседала партийная комиссия. Она разбирала заявления желающих вступить в ряды партии. Безусые краснофлотцы и пожилые сибиряки скупо и немногословно давали своеобразную клятву, хотели быть такими же, как их старшие товарищи по партии. Секретарь партийной комиссии Нигмитзянов был молчалив. В другое время он, должно быть, о многом порасспросил бы вступающих в партию, а сегодня все было ясно без вопросов. Люди только что отличились в бою. Свою преданность Родине, верность партии они доказали штыком и гранатой.

Прощаясь с нами под утро, Курносов доложил, что гитлеровцы только что пытались увести свои подбитые танки с берега Ловати. Два их тягача моряки подбили, так что путь им очистить не удалось. Но вода в реке продолжает спадать, и враг не замедлит воспользоваться этим. Поэтому Курносов просил комбрига приказать артиллеристам лучше пристрелять этот участок и держать его постоянно в поле зрения. Константин Давыдович пообещал выполнить просьбу комбата, что позже и сделал.

Когда мы возвращались на командный пункт, Сухиашвили сказал мне:

— Курносову мы, конечно, не могли сказать всего. Но положение наше неважнецкое, если не сказать большего. Атакуй фашисты с утра упорнее, Курносову не сдержать бы их натиска: у него нечем защищать позиции. Сейчас сам свяжусь с командиром корпуса. Попрошу поддержки. Откажет — ей-ей, будет большая неприятность.

Но звонить комбригу не пришлось. Как только мы пришли, оставшийся за начальника штаба лейтенант Халин доложил, что корпус в ближайшие два-три дня поддержки не обещает. Так сказал по телефону генерал Чистяков.

Да, теперь нам оставалось единственное — рассчитывать на те сорок — пятьдесят человек, которых предполагали наскрести в своих тылах. Задачу эту выполнял Иван Степанович Батенин. Решили человек тридцать взять еще из артиллерии и от минометчиков. Я направился к капитан-лейтенанту Варенцову, комбриг занялся другими делами, связанными с подготовкой к бою.

Было часов семь, когда я вернулся от артиллеристов. Константин Давыдович Сухиашвили, не сомкнувший в прошедшую ночь глаз, оставался деятельным. Внимательно выслушав меня, он остался доволен: наметка по изысканию пополнения была выполнена. Разговор наш вскоре был прерван нарастающим гулом приближающихся фашистских бомбардировщиков. Мы вышли из блиндажа. В безукоризненном строю над нами проплывала внушительная армада фашистских самолетов.