В двух битвах

— Странно, — пожал я плечами. — Неужели Гус так обеднял в людях, что единственную дивчину ему нужно посылать в самое пекло боя?

— Я очень хорошо знаю этот участок и сама вызвалась сопровождать вас. А вы, оказывается, не уверены во мне, — с разочарованием в голосе сказала Тоня, и ее разрумянившееся от быстрой ходьбы лицо помрачнело.

— Я считаю, что на том участке в это время вам быть нет никакой необходимости. Наше дело мужское, а вам там делать нечего.

— Вы меня обижаете, товарищ комиссар!

— Ладно уж, пошли, — махнул я рукой и первым зашагал по полю.

Метров через сто Тоня обогнала меня. Гибкая, натренированная, она ловко перепрыгивала весенние ручьи, воронки от тяжелых мин и снарядов. Поглядывая на нее, я вспомнил нашу беседу в блиндаже Гуса недели три назад.

Это было в один из апрельских вечеров. Направляясь на передовую, я зашел к разведчикам. От дежурного узнал, что в роте читают роман Михаила Шолохова «Тихий Дон». Я вошел в блиндаж и увидел такую картину. В центре, плотно прижавшись друг к другу, лежали разведчики вместе с ротным командиром. На небольшой скамеечке сидела Тоня и вслух читала.

Я дождался, пока девушка закончит, и разговорился с нею о литературе.

Меня, признаться, удивило, когда она успела прочитать так много книг. Тоня рассмеялась:

— Папа мой большой книголюб. С завода придет и — к книгам. Ради книг отказывал себе во всем. Даже в табаке. Перестал курить, но книги покупал. Вот и я пошла по стопам отца. Он первый подсказал мне, что читать и как читать.

Такая она, Тоня Ильиченкова. Быть бы ей сейчас аспиранткой литинститута или преподавателем литературы. А приходится шагать по дорогам войны...

Впереди нас гремело, ухало, грохотало; стонала земля.

У небольшого курганчика в траншее меня встретил командир минометного дивизиона.

Ну как, товарищ Теплянинов, веселее становится? — спросил я капитана второго ранга, рассматривая его потемневшее, чисто выбритое лицо.

— Да скоро будет совсем весело, товарищ комиссар. Не успеваем латать траншею. На переднем крае и латать не дают.

Разговор длился недолго, и я заспешил в первый батальон. Тоня снова пошла впереди. Вскоре противник открыл сильный артиллерийско-минометный огонь по переднему краю. Впереди нас словно выросла живая стена из дыма, земли и огня. Тоня остановилась.

— До хода сообщения осталось метров двести. В рост идти нельзя, придется ползти, — сказала девушка.

— Но они же сейчас ослеплены. Можно свободно идти.

— Можно и так, товарищ комиссар. Но у них здесь засел опытный снайпер. Ему достаточно просвета в дыму.

Тоня ловко опустилась в сырую прошлогоднюю траву и поползла вперед. Мы последовали за нею.

Наконец, достигли узкого хода сообщения. Половину его прошли быстро, дальше на нашем пути стали рваться снаряды, участились завалы. «Если в таком же духе еще часа полтора будут переворачивать землю, от хода сообщения останется одно воспоминание», — невесело подумал я.

— Ну вот мы и дома! — прокричала разрумянившаяся и тяжело дышавшая Тоня, когда замыкающий Перекрестов перебрался через последний завал и опустился в траншею, больше походившую теперь на полузасыпанную канаву. Осматриваясь кругом, девушка добавила: — После вчерашнего дня ее трудно узнать.

Как раз в этот момент фашисты перенесли огонь на нашу вторую траншею. Сразу послышалась команда Курносова: «К бою!» Гвардейцы бросились к брустверам. Матросы внимательно всматривались в сторону врага. Но гитлеровцы не пошли в атаку. Они выжидали.

Сразу же залязгали лопатки. Матросы пользовались паузой, стремились привести в порядок свои места в окопе, расчистить сектор обстрела.

Около станкового пулемета возился ротный командир лейтенант Заварзин. Он сердито отчитывал наводчика и одновременно показывал, что надо делать.

— На одну четверть всего-то углубили и считаете, что достаточно? — услышал я зычный голос ротного командира. — И быстрее орудуйте! Ведь сейчас снова начнется.

Здороваясь со мной, он почему-то улыбнулся. То ли вспомнил свой опрометчивый рассказ о «Шипке», то ли еще что.

— Сколько людей у вас сейчас? — спросил я его.

— Осталось двадцать четыре. Трое при последней бомбежке из строя вышли. Маловато. Если бы...

Лейтенант не договорил. Враг вновь перенес огонь на наш передний край. Снова завихрилась земля, застонала траншея.

Я молча попрощался с Заварзиным и пошел к комбату. Здесь только что устранили десятый порыв проводной связи за последние два часе. По телефону в сказал комбригу, что атаку первый батальон готов отразить. Потом говорил с комиссарами второго и третьего батальонов. С артиллеристами противотанкового дивизиона не успел: вновь на линии порыв.

Я пошел на левый фланг, на одну из ключевых позиций моряков. Сзади шли Тоня, Перекрестов и ординарец. В это время три крупных снаряда разорвались около самой траншеи, между мной и разведчиками. На меня точно с самосвала высыпали целый кузов тяжелой земли. Попытался устоять на ногах, но не устоял, свалился. Изо всех сил я стал вырываться из этих тяжеленных объятий. И тут почувствовал, как чьи-то легкие руки ловко подхватили меня под мышки и помогли подняться. 1