В двух битвах

Он повернулся к пулеметчикам:

— Огонь по общей команде!

Я хотел тоже приподняться на цыпочках и взглянуть на фашистов, но не смог: ноги подкашивались, руки плохо слушались.

Наступила решающая минута: фашисты довольно дружно бросились в атаку.

— Сколько их! — удивленно протянул командир пулеметного расчета.

Команда «Огонь!» совпала с разрывом нескольких десятков гранат, брошенных наступающими. Они разорвались невдалеке от траншеи, и от их разрывов образовалась своеобразная дымовая завеса.

И тут я понял, насколько удачно комбат установил в этом месте станковый пулемет. В решающую минуту его очереди буквально погасили атаку. Уцелевшие фашисты залегли, некоторые начали пятиться.

— Переходим на запасную, товарищ комиссар, так комбат приказал. И вы тоже уходите отсюда. Сейчас это место с землей сровняется, — предупредил командир расчета.

Матросы перенесли пулемет метров на семьдесят, на фланг. Я передвинулся к центру батальона. Разведчики с ординарцем следовали за мной.

И только мы ушли, враг ударил из минометов по тому месту, где только что стоял «максим». Накрыл точно. «Разделавшись» с опасным пулеметом, фашисты вновь бросились в атаку. Бежали они волнами. А наш знакомый пулемет продолжал делать свое дело. Я теперь узнавал его «по почерку».

Фашисты бросали в бой все новые и новые подразделения. Трижды вспыхивали рукопашные схватки. Туго пришлось Курносову. Его резерву не было покоя. Приходилось целые взводы снимать с неатакуемых участков и посылать в центр, на спасение положения. К месту последней рукопашной схватки бросился и я с разведчиками. Первыми прибежали туда ординарец и младший сержант Перекрестов и оказались кладом для Курносова. Они-то и перевесили чашу весов на нашу сторону.

Три ожесточеннейшие атаки отразили гвардейцы в этот день. Гитлеровцам нигде не удалось пробиться. Я забыл о своей контузии. Но сейчас, когда сделалось тихо, снова чувствовал ее. Сухиашвили трижды просил меня возвращаться. Я медлил. Завтра снова бой. И наверное, еще труднее будет морякам. Хотелось побольше сделать. Когда комбриг позвонил в четвертый раз, я не смог подняться, хотя и сделал попытку, и, махнув рукой, попросил передать, что через пять минут выхожу. «Выхожу, — усмехнулся я. — Легко сказать. Добреду ли? Вот не вовремя. И черт знает как получается: днем ходил, а сейчас словно руки и ноги подменили». Покрутил головой и почувствовал, что шея меня не слушается. Что ты поделаешь! Шея и та из подчинения выходит. Дрянные делишки.

— Ну что же, Курносов, — сказал я, задерживая взгляд на коренастой фигуре комбата. Он был в одной шубке-безрукавке, перетянутой портупеей. — Завтра снова начнется. Готовьтесь. Фашисты могут и ночью ударить, без шума. Они знают — гвардейцы вымотаны, подбросят свежих сил и двинут без выстрела. Подумаем с комбригом насчет пополнения. Сделаем все. Если же не изыщем — значит, нет. Отбивайтесь тем, что есть. — И я, опираясь на автомат, с трудом поднялся. Прошел, шатаясь, всего-то метров пятьдесят и повалился на дно хода сообщения.

— Я же говорила вам: не можете идти, — прошептала, нагнувшись ко мне, Тоня.

— Как это не могу?

— Очень просто. Не можете! И теперь слушайтесь меня!..

В конце дороги ноги и в самом деле отказали. На КП бригады меня принесли.

— Дорогой стукнуло? — сурово спросил Сухиашвили Тоню.

— Нет. Еще утром...

— Утром! Хорош! Ну, теперь за всех нас на КП останешься. А мы пойдем туда.

— А как с пополнением? У Курносова людей на два-три часа боя.

— В ближайшие два дня помочь нам не смогут. У себя наскребли еще человек тридцать. Так что дела незавидные, —со вздохом ответил Сухиашвили.

...Комбриг вернулся на рассвете. А с наступлением утра снова появились фашистские самолеты. Одна группа, вторая, третья... Потом началось чередование бомбежек с мощными ударами артиллерии и тяжелых минометов. Ровно в двенадцать возобновились вражеские атаки. Одновременно и со стороны Локни и из Холма, то есть с фронта и с тыла. На измотанный малочисленный батальон Курносова наступало три батальона пехоты, поддержанных тремя десятками танков. У противника появились свежие подразделения из авиадесантной дивизии, переброшенной в этот район на самолетах. Десантники умело использовали местность и ловко переползали. Многим из них удавалось добраться до нашей траншеи. То там, то здесь вспыхивали рукопашные схватки. Нередко случалось, что один моряк из автомата или пулемета отбивал наседавших гитлеровцев с фронта, а трое его товарищей тут же бились врукопашную со спрыгнувшими в траншею гитлеровцами.

Нескольким танкам удалось прорваться по берегу Ловати и углубиться метров на восемьсот в нашу оборону. Однако развить успех они не смогли. Пехоте не удалось их поддержать. Моряки прижали ее к земле еще на подступах к переднему краю. Пришлось танкам вернуться за своей пехотой. В этот момент и ударили по ним наши артиллеристы. Почти все прорвавшиеся вражеские машины сгорели на виду у обеих сторон.

Атака же противника со стороны Холма была отбита морозовцами в самом начале.