В двух битвах

На левый фланг Курносов бежит уже сам вместе с адъютантом старшим. Человек пятнадцать гитлеровцев напоролись на очереди их автоматов. Целая груда тел выросла перед самой траншеей. Курносов осмотрелся, прошел по траншее. Оказалось, от всей роты осталось всего несколько раненых. Единственное, на что способны, — стрелять.

На удивление, телефонная связь в эти драматические минуты работала безотказно. Я на КП очень отчетливо услышал голос комбата:

— Танк идет на меня...

Минуты тягостного ожидания. Подошел начальник штаба. Он сообщил, что к Курносову направлен взвод моряков из второго батальона. Через десять — пятнадцать минут он будет у него.

Тем временем стрельба в расположении первого батальона постепенно затихает. Телефон молчит. Нам кажется, все уже кончено. Комбриг сам крутит ручку полевого аппарата.

— Слушаю, слушаю. Я Курносов. Совсем забыл о докладе. Телефонист убит, аппарат под ним. Отбили... Но вон, вижу, танки вернулись...

Комбриг успел сказать ему о посланном подкреплении. Потом повернулся ко мне:

Удивительно, как отчетливо слышно стрельбу в телефонную трубку!

...Рой мыслей, предположений. Что там, в первом батальоне? Неужели самое худшее?

Я держу трубку в руках, подношу ее к уху. Ничего. И вдруг голос Курносова, такой близкий и родной;

— Товарищ десять, товарищ десять!

— Да, да. Говорите!

— Танк горит. Последней гранатой его… Часть пехоты у реки прорвалась. Перебрался туда. Брешь закрыли.

Снова молчание. Лицо комбрига сурово-сосредоточенно. Сухиашвили поручает телефонисту связать его с комбатом-два. Командиру второго батальона он приказывает послать еще взвод людей на помощь Курносову.

Еще раз удалось связаться с Курносовым. Вернее, сам он позвонил и настойчиво добивался «десятого», то есть комбрига, или отвечал, но комбат твердил свое:

— Товарищ десять, товарищ десять! — А потом неуверенно добавил: — Отбили и эту... Залегли... Оглушило меня...

Это было последнее, что мы услышали из первого батальона. Точнее — из района, который оборонял батальон Курносова, 1

Ценой больших потерь фашистам удалось прорвать первую позицию нашей обороны на участке первого батальона. Но вскоре они наткнулись на резерв командира бригады — наших славных автоматчиков и разведчиков, которые пропустили прорвавшиеся танки врага и почти в упор расстреляли бежавшую за ними пехоту. Гитлеровские танкисты вскоре заметили «отставание» своих и заспешили обратно. Но помогать, собственно, было некому: буквально за несколько десятков секунд вражеская пехота почти начисто была истреблена.

Теперь гвардейцы вступили в бой с танками. Командир разведроты Гус вначале бросил под танк гранату, а когда тот завертелся на месте, он пустил в него бутылку с горючей смесью. Два танка подожгли также разведчики и еще один — автоматчики.

Тоня Ильиченкова с четырьмя своими разведчиками занимала оборону на правом фланге роты, метрах в двухстах пятидесяти от Локня-Холмского большака. До этого весь день она не расставалась с лопатой. В защитного цвета форменке, ладно обтягивающей ее пружинистую фигуру, с маленьким «вальтером» на ремне, она с ловкостью заправского сапера оборудовала свою огневую точку. На бруствере лежала немецкая снайперская винтовка с оптическим прибором, рядом с ней — автомат, чуть в сторонке — три противопехотные и одна противотанковая граната и два запасных автоматных магазина.

Трофейной снайперской винтовкой девушка обзавелась всего несколько дней назад. Она давно мечтала о ней. Ее брата убил снайпер, и она хотела рассчитываться с фашистами тем же оружием. Об этом знала вся рота. И вот недавно при очередной вылазке в тыл противника трое разведчиков вернулись с заветным трофеем. В тот же день они торжественно вручили Тоне снайперскую винтовку.

На третий день, направляясь на передовую, она прихватила с собой и винтовку. И каково же было огорчение Тони, когда Гус предложил ей оставить «оптику». «Как-нибудь в следующий раз, но не сегодня!» — сказал он.

Теперь же дела складывались так, что было не до запретов. И Тоня считала, что если фашистам удастся прорваться, то первые «счастливчики» найдут смерть от ее пули. И, хотя Гус приказал ей с отделением занять позицию на фланге, подальше от накала боя она была уверена, что и на фланге ей хватит работы.

Лицо Тони было строго и сосредоточенно. Девушка понимала: раз бригадным разведчикам и автоматчикам приказали занять запасную позицию, срочно укреплять ее и быть готовыми отразить атаки гитлеровцев, положение обострилось до крайности. Тоню беспокоило, что в отделении мало противотанковых, гранат. И тут же она вспомнила, что Перекрестов просил отдать ему единственную гранату, что была у нее. Решила: надо отдать — он дальше бросит.

Младший сержант погладил свои гусарские усы, улыбнулся и, дотронувшись рукой до сердца, чинно поклонился Тоне:

— Спасибо, дочка!

Тоня посмотрела на него сухо. В своем отделении она не разрешала так обращаться к ней. Поэтому Перекрестов и другие матросы из отделения Тони называли своего командира дочкой в ее отсутствие.

Сейчас, в напряженный момент, Перекрестов явно забылся и поспешил исправиться: