В двух битвах

— Вы живы! — прокричала мне в ухо Тоня. — А мне показалось... Ведь такой земляной душ на вас обрушился,

Я помотал головой: «Вроде да» — и прислонился к земляной стене. Ноги подкашивались, все тело сделалось чужим, тяжелым, непослушным. Я взглянул на девушку: лицо у нее было как у трубочиста, но глаза Тони смотрели бодро. «Не девушка, а золото», — подумал я. Я отряхнулся. Потоптался на месте, как бы пробуя, двигаются ли мои ноги, и зашагал дальше. «Земляной душ» для меня, конечно, не прошел даром. Вгорячах я ничего не почувствовал, а прошло немного времени — стал ощущать ломоту во всем теле. Голова кружилась, тошнило, а тут еще ползти пришлось через завал.

— Вам помочь? — предложила Тоня, приблизившись ко мне.

— Сам, — буркнул я.

Мы одновременно с ней сползли на дно траншеи. Я с трудом поднялся на ноги и молча, не пригибаясь и не замечая бушующего смерча, шел дальше. Около большака встретил меня главстаршина Хмара. Он замещал выбывшего из строя командира роты.

Идем с Хмарой по траншее. Наблюдатели — на своих местах. Со старшиной второй статьи Громовым попытался заговорить, но он не услышал меня. Все внимание — вперед.

Задержался еще у трех матросов. Один из них, что пришел из тыла, видно, очень тяжело переживал артиллерийско-минометный обстрел: съежился, нижняя челюсть дрожит, глаза испуганные. Нагнулся к нему, показал на бывалых моряков. Они спокойно переносили обстрел. Матрос, что стоял ближе, участливо улыбнулся: ничего, мол, исправится.

Ход сообщения привел меня к расчетам противотанковых пушек, установленных на прямую наводку. Артиллеристы понесли значительные потери: их строя вышла половина орудийных расчетов. Командир дивизиона, однако, заверил, что они готовы но пропустить танки по большаку.

— Хорошо! — только и сказал я.

У меня так кружилась голова, что не мог стоять, и мешковато опустился на круглячок возле стереотрубы. Из крохотной походной аптечки, прикрепленной к ремню, Тоня извлекла пузырек с нашатырным спиртом и дала понюхать. Сделалось легче.

Так, сидя, я и разговаривал с командиром дивизиона, пока вблизи не прекратились разрывы снарядов. А это могло означать одно: фашисты перенесли огонь на наши тылы.

— Сейчас пойдут! — произнес я, вставая.

— Да. Вы правы, товарищ комиссар. Взмыли зеленые ракеты, — наблюдая в стереотрубу, подтвердил командир дивизиона и скомандовал: — К бою!

В стереотрубу я хорошо видел, как из лесу вышло несколько танков. За ними пристраивались пехотинцы.

— Пошел к Хмаре. А вы тут без торопливости! — И я, покачиваясь, выбрался из блиндажа.

У Хмары от траншеи теперь сохранилось только название. Моряки повсюду замерли у автоматов и пулеметов. Никто не стрелял. Все ждали команды. Я осмотрелся, прошел еще немного и остановился у пустого окопа, в нескольких шагах от расчета станкового пулемета. По одну сторону от меня примостились Тоня и ординарец, по другую — Перекрестов. В это время позади нас прогремели три орудийных выстрела.

На большаке факелом запылал фашистский танк. Другой вертелся на месте, третий и четвертый, двигавшиеся следом, обходили горящий и набирали скорость; еще несколько танков шли метрах в двухстах от них. А следом бежали фашистские автоматчики. Их было много.

Проходит десяток секунд, и еще один танк загорелся. Остальные увеличили скорость и вместе с пехотой приближались к нашей траншее.

Остается семьдесят, шестьдесят метров. Загорается еще один танк. Но атака продолжается. В руках гитлеровцев вижу ручные гранаты. Хмара все молчит. Молодец, железная выдержка. И вот он что есть силы кричит:

— Огонь!

В одну секунду ожила траншея. Я также выпустил длинную очередь из автомата. Ненавистные фигуры гитлеровцев валятся на землю. А вот танки... Два из них левее меня достигли нашей. позиции. Зато перед нами загорелся еще один, другой завертелся на месте, третий застыл искореженный. Молодцы артиллеристы! Точно сработали.

Глаза мои жадно искали фашистов, но тщетно. Ни одного не увидел. А откуда взялись два горящих танка позади нас, в двухстах метрах? Да это же те «счастливчики», которым удалось перевалить траншею гвардейцев.

Под впечатлением только что окончившегося боя я возвратился на КП батальона и позвонил комбригу. Сказал, что до вечера задержусь у Курносова.

Бой не затихал весь день. Перед вечером фашисты, готовясь к третьей атаке, обрушили шквал минометного огня на центр обороны Курносова. Скорее всего, они решили пробиться в стыке двух рот. Я снова пришел к Хмаре и посоветовал ему создать подвижной резерв. В случае чего — сразу его бросить на угрожаемый участок.

По дороге в соседнюю роту я встретил Курносова. Старший лейтенант сказал, что на правый фланг идти нельзя — разрушен ход сообщения. Но там все будет в порядке. Фланги усилены.

Старшего лейтенанта в этот момент с трудом можно было узнать. Шинель вся черная. В правой поле вырван большой клок, плечо и рукав порваны. Округлое лицо Курносова вымазано. В его кустистые брови набилась пыль, и теперь они еще рельефнее выделялись на лице.

Выглянув из траншеи, Курносов увидел, что фашисты подползли метров на восемьдесят.