В глубине осени. Сборник рассказов

– Се ля ви, месье.

Ходовые испытания закончены.

Ну что же, пора в путь, «пора, мой друг, пора!..» Прощай, Чкаловск, прощай, «Василёва слобода», вотчина князя Василия, сына Юрия Долгорукого, бурлацкая волжская столица. Прощай и ты, безымянный многострадальный дебаркадер. Ты многое повидал на своём веку и, наверное, многое ещё увидишь, только уже без этого экипажа…

Поскольку бот был экспортным, ему запрещено было идти своим ходом – мало ли что может случиться. К тому же, чтобы двигаться по реке, нужен опытный лоцман. Поэтому бот решили пришвартовать к сухогрузу река-море. Сухогруз должен тащить его до Волго-Донского канала и потом по Дону до Жданова. Бот подошёл своим правым бортом к левому борту сухогруза, который ждал его на рейде Рыбинского водохранилища, с носа и кормы плотно пристегнулся стальными чалками, и так, в обнимку, как два добрых товарища, они двинулись вниз по матушке по Волге.

Миновали Горьковскую ГЭС, прошмыгнули Заволжье и Городец. После водохранилища полукилометровая Волга показалась неширокой. Теперь до Волгограда остановок не будет. Встречные пароходы приветствуют друг друга резкими мощными гудками. Тянутся баржи с песком и щебнем. Берега – правый высокий и левый пологий луговой – привычно глядят на неспешное движение могучей реки. Филумову казалось, ничто не может отменить этого издавна заведённого порядка, и он был не прав…

Волга не замедлила выказать свой норов.

Часа через три показался Горький со своими набережными, портом, причалами, древностями и новостями. Бот под бочком у сухогруза гордо проследовал мимо засыпающего города.

Ночь. Горят огни в ходовой рубке и на верхней палубе сухогруза, огни плывут навстречу, обгоняют, покачиваются и моргают красными глазами бакенов, вспыхивают по ночным сонным берегам. По громкой связи передают музыку, из динамиков звучат песни советских композиторов. Командир с большей частью экипажа ушёл на пароходик-кинотеатр, который без остановки, на ходу пришвартовался к сухогрузу, смотреть фильм. На борту осталось человек пять-шесть. Филумов удивлялся – чего только нет на Волге, даже плавучее кино! Он на эту ночь был назначен вахтенным, сидел на баке своего бота, разглядывал звёзды. Ветер усиливался, становилось прохладно, и он кутался в бушлат. От нечего делать про себя читал стихи, которые мог вспомнить, и мурлыкал под нос песни. Яростные порывы южного ветра поднимали волну, бьющую в нос бота. Волга преобразилась: из медленной и спокойной реки превратилась в бурлящее море, удары волн становились всё резче.

– Славное море, священный Байкал!.. – орал Филумов.

С каждым новым ударом волны нос корабля всё сильнее отрывало от борта сухогруза, и после особенного мощного рывка стальные носовые швартовы не выдержали и лопнули. Бот отвалил от борта сухогруза, и его стало разворачивать по течению. Кормовые тросы срезало, словно гнилые нитки. Корабль оторвало полностью и понесло во тьму бушующей реки, к берегу, на мели и камни. Филумов кинулся вниз, в каюты, где находились оставшиеся члены экипажа.

– Мужики! Нас, кажись, оторвало! – крикнул он.

– Оторвало или кажись?

– Точно оторвало!

Все кинулись на верхнюю палубу. Кругом бурлили волны, неслись навстречу огни бакенов и проходящих судов, неминуемо приближался берег. На их счастье, на борту остался один из механиков. Несколько человек бросились в ходовую рубку, завели дизель, и корабль стал управляем. Отвернули от берега ближе к середине реки. Филумов по рации связался с сухогрузом. Там киносеанс уже закончился. Командир с экипажем вышли из кинотеатра на борт сухогруза, но с удивлением обнаружили пропажу своего бота. Командир по рации дал команду: «На боте! Отдать якорь, стоять и ждать! Мы подойдём на киношном пароходе».

С грохотом отдали оба носовых якоря. Болтались на середине Волги в ожидании командира и экипажа. Они вскоре показались на горящем огнями весёлом пароходике, выстроившись вдоль борта, приготовившись к абордажу, подобно пиратам Карибского моря. Они весело кричали, приветствуя героев, спасших корабль. Филумов почему-то не радовался. Он держал кранец (плетёный из капроновой верёвки мешок, наполненный пробковой крошкой), чтобы при столкновении двух посудин не помялся привальный брус и бок экспортного бота. Киношник не стал швартоваться, подошёл вплотную к боту, едва не касаясь борта. Команда разом перепрыгнула с борта на борт, а плавучий кинотеатр, отскочив, словно ошпаренный, стал быстро удаляться в штормовую тьму. Филумов тоскливо глядел ему вслед: он с удовольствием уплыл бы сейчас вместе с ним, подальше от этой ненавистной службы и круглой рожи командира, куда глаза глядят – так ему всё обрыдло.

Суета постепенно улеглась, и командир вызвал моряков-спасителей в ходовую рубку. Благодарил за бдительность и хладнокровие, умелые действия в сложной нештатной ситуации. Награда – по стакану разведённого спирта на брата. Филумов залпом осушил стакан. Спирт обжог пищевод и упал на дно желудка, но не принёс ни радости, ни покоя – напротив, стало ещё гаже. Он спустился в каюту и упал на свою койку.