Однако приговор соответствовал настроениям военной общественности, хотя сам судебный фарс и оставил ощутимый привкус горечи. После публичного оправдания еще больше возрос авторитет М. Тарнавского, так что его даже стали называть «украинским Гарибальди». Уже 16 декабря из-за болезни генерала О. Микитки он снова начал исполнять обязанности командующего украинской Галицкой армии, а затем воплощать в жизнь условия договора, за заключение которых недавно стоял перед судом. Полковник А. Шаманек был назначен комендантом I корпуса[1225]
.По случаю «братания» Украинской галицкой и российской Добровольческой армий 22 ноября состоялось торжественное богослужение. Украинское население внешне никак не отреагировало на необыденное политическое событие. Уже привыкнув к постоянным сменам власти и заботясь о выживании, оно, наверное, и не пыталось разобраться в «тонкостях военной дипломатии». Самым трагическим последствием ноябрьских событий 1919 г. стал открытый раскол украинского соборнического фронта, когда обе стороны открыто обвинили друг друга в «предательстве». Напряженность в отношениях и противоречия между правительствами, а особенно межпартийная потасовка, теперь уже в полной мере охватили Галицкую и Надднепрянскую армии. Печатный орган Начальной команды «Казацкий голос» проводил линию, в соответствии с которой договор с А. Деникиным имел исключительно военный характер, был продиктован тяжелым положением армии и необходим для продолжения борьбы. Особо настойчиво доказывалась неизменность идейной платформы УГА: «Договор дает… возможность обеспечить потребности армии при одновременном неотречении от наших идеалов», а «галицкий стрелец до смерти останется верным идее, за которую умерло столько его товарищей» [1226]
.На противоположных, даже откровенно враждебных позициях стоял печатный орган штаба Действующей армии УНР «Украина», который постепенно превращался в главный рупор антигалицкой кампании. В серии статей с красноречивыми названиями «Как готовилась измена», «Предательский акт», «Государственная измена» и др. генезис политического поведения руководства ЗУНР и УГА выводился еще с киевских событий и последующих военно-оперативных просчетов, вся вина за которые сваливалась на Начальную команду. Звучали горькие упреки и обвинения в том, что галичане постоянно и сознательно вели «двойную игру». «Случилось то, от чего при одной мысли кровь стынет в жилах, – настаивали идеологи надднепрянцев. – Нас предали не только генерал Тарнавский и его военные единомышленники – это предательство подготовили, выполнили и дальше поддерживают галицкие верховоды, которые на нашем хлебе-соли пригрелись…»[1227]
Таким образом, главным виновником поражений правительства и армии УНР объявлялась «Диктатура» (власть Диктатора), которая «погубила наш национальный идеал, собственными руками разрушила то, чего не могли доконать ни большевистские, ни деникинские армии». «Украина» доказывала, что именно галицкое политическое руководство вместе с Начальной командой «разграбили наше имущество, довели до нищенской сумы нашу надднепрянскую армию, опустошили нашу военную казну…»[1228]
Самым ужасным в этом противостоянии стало создание нового образа врага: «В то время, когда дни Деникина на Украине уже сочтены, – отмечалось в одной из передовиц «Украины», – на пути в Киев стоит только одна преграда – штыки галицкой армии, обращенные против нас диктатурой»[1229].Такая слепая ненависть и откровенная враждебность усиленно навязывались надднепрянскому воинству. Однако немного оправившись от приступа гнева, военное руководство УНР несколько смягчило тон выступлений. В статье «Исторический момент», напечатанной в той же газете «Украина» от 14 ноября 1919 г., оно уже «заявляло публично», что «сама Галицкая армия в своей целости и в том нашем национальном общем несчастье ничем не провинилась», что она стала «жертвой обдуманной измены, как и мы, Надднепрянцы», так что обвинения «братской Галицкой армии» было бы «страшной несправедливостью» и «бросило бы меж нами страшную эпидемию недоверия».
В ноябре 1919 г. галицких стрельцов ошеломила «утечка информации» (конечно, провокационная) о том, что якобы в руки деникинцев попало «сокровище Петлюры», которое состояло из большого количества золота и ценных бумаг европейских и американских фирм. Это создало почву для распространения слухов о том, что лишь небольшой части этого сокровища могло хватить на удовлетворение всех потребностей Галицкой армии[1230]
. Так обоюдно углублялись неприязнь и враждебность в отношениях между галицкими и надднепрянскими воинами.Заключение договора с А. Деникиным, как вскоре выяснилось, не решило проблем, стоявших перед УГА. Особенно призрачными стали надежды на возвращение в Галицию.
Единственное, что вырисовалось со всей трагической очевидностью – соборные усилия, попытка создания единого украинского государства, оборона его от враждебных посягательств исчерпали себя окончательно, потерпели неудачу и не имели сколь-нибудь оптимистической перспективы.