Так случилось, что Гражданская война в Украине отличалась большим разнообразием проявлений. Наряду с крупномасштабными походами, кровопролитными сражениями, гигантскими опустошительными перемещениями многокилометровых линий фронтов практически повсеместно (хотя и не синхронно) вспыхивали различной степени локальности, напряженности, долговременности и значения очаги боевых действий. Безусловно, это затягивало путь к общественному примирению, скорее, делало его еще более труднодостижимым, означало, что никто не собирается уступать, каждый готов самоотверженно драться, что называется, «до победного конца».
Потому и постижение истории Гражданской войны без обязательного обращения к военным аспектам регионального измерения, сопутствовавшим и дополнявшим определяющие противостояния, решающие битвы, невозможно.
Отмеченное важно и в том смысле, что позволяет убедиться: во время относительного затишья на основных фронтах Гражданская война, тем не менее, не прекращалась. Она даже не медленно тлела, она просто продолжалась, невзирая на всеобщую усталость и тотальное истощение.
Зимний рейд около 5 тыс. (по другим данным – от 3 до 6 тыс.) украинских воинов, длившийся ровно 5 месяцев и растянувшийся на 2,5 тыс. километров перманентных боевых столкновений, постоянных опасностей и тяжелых лишений, занимает почетное место в украинской историографии Гражданской войны. Истории похода посвящены сотни публикаций[1290]
.Среди них главное место занимают воспоминания командира группировки – генерала М. Омельяновича-Павленко. Впервые они увидели свет в конце 20 – начале 30-х гг.[1291]
и с тех пор не раз переиздавались. Одна из последних публикаций – часть большого по объему тома[1292].Естественно, никто, кроме Омельяновича-Павленко, не мог так же хорошо, до мельчайших деталей (об этом свидетельствуют включенные в текст десятки военных карт с тщательно выверенными передислокациями каждой части, отдельно обозначенными и датированными маршрутами их перемещения)[1293]
и объективно оценить значение всей военной акции в целом. Автор не избегает воспоминаний об ошибках, в том числе и собственных, допущенных во время похода, неудачах, честно анализирует и имевшие место поражения, выясняет их причины. Доверие к выводам командарма подкрепляют и замечания, предостережения в случаях, когда он не принимал непосредственного участия в том или ином эпизоде и вынужден был прибегать к свидетельствам своих подчиненных, боевых командиров. Это же касается и достаточно корректных и убедительных историографических «вкраплений»[1294].Вместе с тем, следует учитывать, что, благодаря своей исключительности эта историческая акция довольно быстро приобрела в восприятии, оценках, историографических толкованиях самодостаточность. Подобно бою под Крутами, Зимний поход стал тем редким случаем, очевидное положительное значение которого почти с самого начала стали преувеличивать. Завышению оценок в значительной степени благоприятствовали неприязненные отношения, сложившиеся со времен зимней акции у М. Омельяновича-Павленко с С. Петлюрой, не имевшем в личном опыте громких, ярких военных побед. Они способствовали воспроизведению похода как аргумента в идейно-политической борьбе, своеобразного соревнования: кто из украинских военных в действительности имел полководческий талант и заслуги, а чьи достижения на этом поприще были сомнительными.
Следует сказать, что главную вину за возникновение нездоровых отношений боевой генерал возлагал на Главного атамана. В своих заметках Омельянович-Павленко так описал визит Петлюры к воинам Зимнего похода по окончании последнего: «Не лучше (чем личная очень прохладная встреча командарма с государственным руководителем. –
Он, вождь, не нашел для них ни одного приветливого слова; сам, возможно, того не понимая, он заложил в тот день первый кирпич в создание тех нездоровых взаимоотношений, которые с каждым днем после того все углублялись и наконец привели в армии к двум враждующим лагерям – “петлюровцев” и “зимопоходников”[1295]
.Болезненно воспринимая слова С. Петлюры о том, что даже талантливый генерал “повести душу” казака – армии в бою не может, ибо для этого он не имеет в себе одной вещи: он не персонифицирует собой душу нации и воли государственной», Омельянович-Павленко с грустью констатирует: «Видимо, по этим мотивам начинается игнорация этого славного события, умышленное его преуменьшение, низведение этого бессмертного факта на линию “бандитского набега”»[1296]
.