В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

Председателю Директории был высказан упрек в том, что он с большой неохотой согласился наградить М. Омельяновича-Павленко Железным крестом, медлил с отличием и прочее. В этом контексте определенный субъективизм Омельяновича-Павленко как «обратная реакция» вполне понятен и просто должен учитываться при работе с мемуарами.

Широкую документальную базу (210 документов) и многочисленные публикации современников использовал бывший адъютант Главного атамана войск УНР А. Доценко для своего специального труда, который вошел в его масштабный проект «Летопись Украинской революции» (шестая книга второго тома) и был выпущен отдельным изданием в «Трудах Украинского научного института в Варшаве» (т. XIII)[1297], а затем переиздан в новейшее время уже в Киеве[1298]. Правда, Доценко нередко без должной объективной критичности воспринимает и передает (порой буквально текстуально) доклад политического референта при Запорожской дивизии старшины В. Савенко Главному атаману С. Петлюре. Собственно, документ этот практически без изменений преобразован в канву и главное оценочное мерило всего похода. Не смогли существенно повлиять на коррекцию подходов и привлеченные к предметному изучению неплохо документированные и наполненные объективными данными брошюры хорошо информированных участников похода – П. Певного и Ю. Тютюнника[1299].

Первый возглавлял редакцию газеты «Украина», передвигавшуюся в составе участников похода, по возможности выпускал очередные номера печатного органа, в котором помещались документы (приказы, распоряжения, воззвания, военные сводки, телеграфные сообщения и т. п.), и, по сути, вел летопись действий военной группировки. Отдельного внимания заслуживают неординарные соображения относительно политического контекста акции, ее исторической роли, которые содержатся в публикации полковника Ю. Тютюнника – заместителя М. Омельяновича-Павленко, в компетенцию которого входило идейно-политическое обеспечение операций.

Впрочем, на позиции обоих авторов повлияла более поздняя конъюнктура, что не ускользнуло от внимательного взгляда М. Омельяновича-Павленко, который чутко реагировал на любые детали, оценки или их искажения в воссоздании истории военной акции[1300].

Что касается обобщающих трудов, относительно полно история первого Зимнего похода, и особенно его заключительной стадии, воспроизведена в трехтомнике Мазепы «Украина в огне и буре революции». Это сочинение впервые вышло в свет еще в 1942 г. в Праге[1301], затем переиздавалось в 50-е годы в Мюнхене, и в наше время распространено в нескольких различных форматах (двухтомник, однотомник). Кроме специального раздела «Мое путешествие в армию. Конец Зимнего похода», в приложениях к изданию помещен отрывок из реферата бывшего председателя Рады народных министров УНР на торжествах по случаю 15-летия Зимнего похода, где предпринята попытка дать теоретическое осмысление, толкование военной акции[1302].

В дальнейшем историки мало что добавляли к фактологической стороне освещения непростой страницы военного опыта, используя преимущественно упомянутый выше накопленный материал и практически не выходя за пределы выработанных в первые два десятилетия анализа и оценок[1303].

По приблизительным подсчетам, на момент начала похода в нем готовы были принять участие до 10 тыс. человек (2 тыс. сабель и штыков и 12 орудий)[1304], но до 75 % от общего числа составляли штабы, нестроевые части, обозы и транспорты больных. Таким образом, боеспособных было не более 2 тыс. человек[1305].

Однако ситуация складывалась благоприятно для проникновения отдельных групп в запланированных направлениях. Деникинцы быстро, порой беспорядочно отступали, создавая обширные «безвластные» анклавы. Отчасти они делали это и по тактическим соображениям. Когда в места их недавнего пребывания вступали подразделения украинских воинов, они создавали своеобразные буферные зоны, принимая на себя давление красных и предоставляя белогвардейцам возможность для передышки, переформирований, накопления сил, подготовки для военных контропераций. Такое поведение регламентировалось специальными приказами штаба Добровольческой армии[1306]. А в ходе непосредственных контактов офицеры с обеих сторон высказывали желание не прибегать к взаимной жестокости, проявляемой по отношению к большевикам[1307]. Отдельные столкновения белых и украинских подразделений чаще всего возникали вследствие недоразумений, отсутствия элементарного порядка в выполнении приказов командования.

Особое значение приобретала как можно более полная реализация поставленных перед каждой боевой единицей задач, жесткая дисциплина. Вместе с тем, многое зависело от инициативы старшин. М. Омельянович-Павленко отмечал: «Марш этот можно иллюстрировать многими интересными примерами, когда остроумие, отвага, быстрая ориентовка выводили части из досадной, а очень часто и из тяжелой ситуации.