В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

Задача выяснения истоков новой вехи исторического развития Галицкой армии, понимания мотивов действий ее командования порой кажется просто неосуществимой – настолько они выглядят противоестественными, достойными лишь сострадания, но стоит все же попытаться это сделать.

Сущность проблемы заключается в том, что галичане имели «меньше опыта» в отношениях с большевистской Россией, возлагали «больше надежд» на налаживание взаимопонимания с ней, чем надднепрянский лагерь, который, занимая «непримиримые позиции» по отношению к большевикам, полагался исключительно на свои силы[1349]. Непременной составляющей подобных рассуждений также является утверждение о демагогической, лицемерной политике большевиков, советской власти, в которой доверчивые галичане еще не имели возможности разобраться [1350]. Это не совсем так. Ведь пресловутый «заговор ориентаций» одинаково овладел как надднепрянским, так и галицким лагерем, однако лидеры этих лагерей искали разные пути выхода из критического положения.

Конечно, большевики, в общем с недоверием относившиеся к инициативам украинцев, в отдельных случаях были совсем не прочь воспользоваться возникшими обстоятельствами. Так, заключив в ночь на 1 января 1920 г. винницкое соглашение с УГА, они попытались ускорить события, как можно оперативнее продемонстрировать эффект совершенного шага. А. Хвыля требовал немедленно выслать галицкие части на антиденикинский фронт, где они штыками доказали бы, что «это не армия тифозникив и трупов», а реальная военная сила[1351]. Чтобы продемонстрировать искренность своих намерений, Винницкий ревком решил осуществить такое выступление под Калиновкой.

Правда, «тяжелую руку» новых союзников галичане впервые почувствовали уже на совещании в штабе 12-й советской армии, состоявшемся той же новогодней ночью 1920 г. Председательствовал на нем член ЦК КП(б)У и Революционного военного Совета Красной армии В. Затонский. Он заявил, что возможность объединения ЧУГА в «одно оперативное тело» появится лишь тогда, когда ее корпуса, реформированные в три красные дивизии, «переварятся в революционном котле» и «пройдут политическое переобучение» [1352]. Сами большевики проявляли определенную настороженность относительно нового союзника. Они, в частности, пытались воспрепятствовать общению красногвардейцев с галичанами на том основании, что последние являются носителями вируса и контакты с ними чреваты распостранением эпидемии. На деле же контактам помешать не могли, а приводили они нередко к грабежам и грубому насилию над военными УГА.

За неимением архивных материалов, опираясь главным образом на большевистские издания, а также на мемуаристику, где по означенной проблеме высказывалось много субъективных и противоречивых мнений, трудно выяснить истинные тогдашние настроения стрельцов, которых в очередной раз без их согласия заставили перейти из одного вражеского лагеря в другой.

Например, Н. Гирняк, критикуя договор с Добрармией, в то же время всячески стремился доказать, что соглашение с большевиками было куда более приемлемым и целесообразным, а его заключение поддержало большинство галичан. При этом он пытался убедить читателя, что «мы ни на минуту не допускали мысли о компромиссе с чужой и враждебной… большевистской идеологией», что ревкомовцы даже «не собирались играть в их дудку», а вели «очень опасную рискованную игру», сохраняя армию для дальнейшего движения[1353].

На самом же деле договор с большевиками, как и с Деникиным, был заключен тайно, без ведома и согласия большинства воинов. Его обнародовали на вече 1 января 1920 г. в Виннице и сделали это главным образом для того, чтобы публично задекларировать преданность новому союзнику.

Мемуаристы подробно рассказывают о «переживаниях» ревко-мовцев, которые якобы опасались, что большевистская пропаганда повлияет на взгляды стрельцов. Однако сами они, умышленно или бессознательно, усиливали такие прокоммунистические настроения. Изданное Винницким ревкомом 1 января 1920 г. воззвание «К галицким стрельцам и старшине» потрясало очерченными в нем перспективами борьбы, которые уже излагались в форме большевистской революционной фразеологии. После сообщения о возникновении в Виннице ревкома Галицкой армии, который базировался на «платформе Украинской Советской Социалистической Республики», в этом документе провозглашалось, что УГА «должна стать Красной в целостности… и сохранять полную дисциплину». Отмечалось, что она «понесет вместе с сине-желтым флагом – красный флаг революции» как ответ «Деникину за киевскую измену» и как протест Антанте за «торг нашей кровью»[1354]. Об освобождении Галиции от поляков здесь не говорилось ни слова.