Читаем В гору полностью

— Ты поговори с Валдисом Упмалисом, — сказал Озол. — Он умеет увлекательно рассказывать. Но мне уже пора на доклад, — он посмотрел на часы, собираясь уходить. — Ах да, ты ведь можешь пойти со мной!

Они пошли в Народный дом, где в ярко освещенном зале собрались партийные, советские и комсомольские работники. Она встретилась с Вилисом Бауской и Эльзой, которые оживленно начали расспрашивать о работе в волости. Мирдза рассказывала о первой лекции, но глазами все время искала лицо с розоватым шрамом и не могла найти. Упмалис торопливо вошел в зал перед самым началом доклада. Увидев Озола, он остановился и поздоровался, узнав Мирдзу, дружески ей улыбнулся. Рядом с нею остался незанятым стул, он не стал искать другого места, сел и, словно виделся с нею только вчера, поинтересовался, как они с Зентой теперь уживаются, как работают. Мирдза не успела ответить, как на трибуну поднялся лектор. Он говорил об отвратительном облике латышских буржуазных националистов, освещая их гнусную роль на разных этапах истории. Мирдза внимательно слушала, ловя каждое слово докладчика: ей казалось, что тот рассеивает дымку, заволакивавшую жизнь, и она теперь видит более четко ее контуры. Если она до сих пор и презирала таких, как Саркалис, Дудум, Думини и Миглы, то все же не видела общих для них жадности и корысти.

После лекции Мирдза в гардеробной попросила Упмалиса, чтобы тот приехал к ним в волость. Секретарь обещал, но определенного дня не назвал, сказав, что сообщит Зенте по телефону. Когда они уже оделись, Мирдза наконец набралась смелости и задала Упмалису вопрос, который мучил ее с момента встречи с Эриком и в разрешении которого она не полагалась на отца, так как допускала, что тот хотел ее утешить.

— А вот, скажите мне…

— Скажи, — поправил ее Упмалис. — Мы ведь комсомольцы.

— Да, как же это, — продолжала Мирдза, — очень это плохо, если на фронте кого-нибудь ранит около кухни?

— Да, разумеется, плохо, — ответил Упмалис, не поняв ее.

— Нет, но это не стыдно? — уточнила Мирдза свой вопрос.

— Стыдно? Почему же стыдно? Я не понимаю. Позорным является лишь такое ранение, которое получают, «голосуя». Ты, может быть, не знаешь такого фронтового выражения. У нас в дивизии встречались такие маменькины сынки, которые во время обстрела высовывали из окопа руки, чтобы таким образом уйти с передовой. Но если ранило по-настоящему, так какая же разница, где.

— Спасибо! — радостно воскликнула Мирдза, а Упмалис так и не понял, почему она это спросила, что хотела выяснить и чему обрадовалась.

Ночью Мирдза долго думала об Эрике. Как несправедлива она была к нему, даже опрометчиво назвала трусом. Хорошо, что у нее такой отец, с которым можно поговорить. И хорошо, что есть такой секретарь, которому можно верить.

На следующее утро Мирдза еще раз пошла в госпиталь. Она искренне желала исправить свою ошибку по отношению к Эрику. Но только они разговорились, как Мирдза снова была ошарашена — оказывается, Эрик еще не вступил в комсомол. Когда она стала допытываться, почему, Эрик признался: на фронте комсомольцам, как и партийцам, всегда поручаются наиболее ответственные задания.

— И ты этого побоялся? — воскликнула Мирдза.

— Я думал о своей матери, — ответил Эрик уклончиво. — Я у нее теперь единственный. И еще я не мог себе представить, что больше не увижу тебя, Мирдзинь. — Он попытался заглянуть Мирдзе в глаза, но она их отвела, уставившись куда-то вдаль.

— А теперь, когда ты вернешься домой, ты ведь вступишь в комсомол? — допытывалась Мирдза, очнувшись от раздумья.

— Теперь бы можно, — ответил Эрик, но по тону его она поняла, что он говорит не от сердца и если вступит, то для того, чтобы доставить ей радость, но не потому, что комсомольская организация ему необходима, как воздух, которым дышишь, как дом, в котором живешь и работаешь среди близких.

— Но и там, в волости, комсомольцы занимают ответственные посты, — сказала Мирдза, строго посмотрев Эрику в глаза, словно испытывая его выдержку. — И надо учиться, нам надо много учиться. Ты ведь тоже не успел закончить среднюю школу. Эрик, давай соревноваться — кто кончит первым! — задорно засмеялась она.

— Я еще не знаю, — пробормотал Эрик. — Я ведь окончил только семь классов. С тех пор прошло пять лет, все позабыл.

— Начни сначала! — Мирдза с жаром пожала его здоровую руку.

— Затянется надолго, — покачал Эрик головой. — И разве среднее образование так необходимо? Заниматься своим хозяйством можно и без него. Для этого не нужны ни алгебра, ни физика, — усмехнулся он, пытаясь превратить разговор в шутку.

— Но, Эрик, если бы ты окончил среднюю школу, то мог бы учиться на агронома, — пыталась переубедить его Мирдза.

— Да я вовсе не хочу учиться на агронома, — ответил Эрик. — Столько, сколько мне требуется, я в сельском хозяйстве понимаю.

— Да, но видишь ли, — запнулась Мирдза, подыскивая новые доводы. — Тогда ты мог бы стать агрономом всей волости.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза