Читаем В гору полностью

— Пожалуй… — ответил Кадикис, поняв его. — Я думаю, что он уже пришел в себя. Надо действовать быстро. До вечера не так далеко, а ночью они могут ускользнуть.

Упмалис поехал к домику Зенты. Невесело было входить в домик, где девушка боролась со смертью, где только что вынесли из комнаты и положили в сарайчик на стол старушку, убитую Майгой, которую она баловала, как собственное дитя.

Зента лежала без сознания. Время от времени она шевелила губами, и тогда Мирдза по капле вливала ей в рот воду, а Петер немного приподнимал голову Зенты, чтобы вода не пролилась мимо. Упмалис рассказал Ванагу о безуспешности облавы.

— Мне кажется, что ты своим партизанским глазом мог бы увидеть лучше других, — закончил он. — Поэтому я хотел бы взять тебя с собой. Около Зенты могут остаться фельдшер и Мирдза, а двор будут охранять комсомольцы.

Петер выпрямился во весь рост. Если бы Упмалис видел его в тот день, когда он с обнаженной головой стоял в комнатке убитой матери, то убедился бы, что и сейчас в его глазах та же ненависть и решимость. Так уж случилось, что самые дорогие ему люди пролили свою кровь в схватке с подлым, безжалостным старым миром. Ему надо еще раз броситься в бой, он не может стоять у постели любимой девушки и, ломая руки, вздыхать.

Чтобы скорее добраться до цели, они поехали на машине, которую оставили на опушке леса под охраной комсомольцев.

Цепь истребителей с Ванагом и Упмалисом в центре прошла плотно оцепленный сектор леса. Напрасно! Руководство уже хотело было отказаться от поисков, но Петер настаивал, чтобы еще раз прочесали лес. Теперь они с Упмалисом разошлись. Ванаг встал на левый фланг, Упмалис — на правый.

В середине оцепленного участка Петер обратил внимание на какой-то бугорок, который казался, как и остальные места в лесу, обросшим мохом и елками. Но местами на бугорке мох слегка пожелтел, и это при свете предзакатного солнца выделяло его среди остальной зелени. Петер подошел, ощупал начавшую желтеть елочку, потянул и, неожиданно для себя, вырвал ее из земли — оказалось, деревцо было лишь воткнуто. Он топнул ногой — земля глухо загудела, значит, под нею была пустота. Сердце Петера учащенно заколотилось — здесь мог быть враг. Он дал остальным знак молчать, собрал вокруг себя человек тридцать и расставил их широким кольцом вокруг подозрительного места. Он допускал, что из землянки может идти потайной ход. С десятью истребителями он приступил к обследованию бугорка и под густыми кустами можжевельника нашел вентиляционный люк. Недолго думая, он запустил туда три ручные гранаты и отскочил в сторону. Почти одновременно раздались три взрыва, из подземелья послышались истошные крики и стоны.

— Сдавайся, кто еще жив! — повелительно крикнул Петер, наклонившись к люку, но вместо ответа услышал лишь эхо, откликнувшееся со всех сторон в вечернем, уже сыром лесу. Стоны в землянке утихли, доносились лишь сдержанные вздохи.

Вдруг метрах в двадцати от бугорка закачалась и упала елка, из-под нее выполз человек, быстро вскочил и бросился бежать. Автоматная очередь свалила его наземь. После минутного затишья в подземелье грянул револьверный выстрел. Петер, не понимая, что происходит, швырнул туда еще три гранаты.

— Миной подорвем, если не сдадитесь! — крикнул он, осторожно наклонившись над лазом. Из люка показались поднятые кверху две руки, потом голова. Подбежавшие истребители вытащили на поверхность бывшего пастыря общины Гребера.

— Много еще вас там осталось? — спросил Ванаг.

— Двое живых и пятеро мертвых, — поспешил сообщить Гребер.

— Не врешь?

— На сей раз не вру, — уверял он.

— Крикни, чтобы добром выходили. Если нет — взорвем.

Нагнувшись над люком, Гребер крикнул:

— Вилюм! Лучше выходите все! Здесь чуть ли не целая дивизия. Ничего не поделаете.

Вылез человек, которого никто из местных жителей не знал.

— Это Зупениек из соседней волости, — поспешил отрекомендовать Гребер.

После этого в отверстии показалась рыжая голова, бандит поднял дрожащие руки. Вилюм настолько перепугался и обессилел, что пришлось помочь ему вылезть.

— Кто еще был в вашей банде? — строго спросил Петер.

— Готлиб Мигла пытался бежать, но вы, кажется, убили его, — услужливо сообщил Гребер. — Леопольд Мигла застрелился, а остальные погибли от гранат.

— Идите и уберите трупы! — приказал Петер. — Мы свои руки не будем пачкать этой падалью.

Тяжело дыша, они выволокли сперва Леопольда, затем искромсанные трупы остальных бандитов.

— Теперь ты окажи, не прячется ли там еще какая-нибудь гадина? Если соврешь, поплатишься головой, — строго сказал Петер Греберу.

— Видит бог, что нет!

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза