Читаем В гору полностью

Небольшой промежуток времени отделял их от трагедии, разыгравшейся неподалеку от местечка, в маленькой усадебке, одиноко прилегавшей к березовой роще, у изгиба реки, а со стороны дороги утопавшей в пышной чаще кустов сирени и жасмина.

Придя домой, Зента умылась. Мать позвала ее покушать и поставила на стол жареные грибы и картошку. Девушке не хотелось есть, но, чтобы не огорчать мать, надо было хоть немного положить себе на тарелку.

Мать и дочь еще не успели встать из-за стола, как постучали в дверь и вошла Майга. Ее также усадили за столь мать Зенты не впервые баловала «сиротку» — так она иногда называла Майгу.

— Значит, решили серьезно взяться за это дело? — спросила Майга, стараясь, чтобы в ее голосе слышалась радость.

— Должно быть, — рассеянно ответила Зента.

— Давно бы пора! — воскликнула Майга. — Больше нельзя было терпеть! Они ведь могут уничтожить весь советский актив, — стала она возмущаться.

Зента подумала о том, что враг не мог бы так возмущаться, здесь, возможно, произошло какое-то недоразумение, которое скоро выяснится.

— Как по-твоему, операция начнется сразу? — попыталась уточнить Майга.

— Что вы тут все намеками говорите? — мать пытливо посмотрела на девушек. — Или опять будут ловить бандитов? Весной уже ловили — и что получилось? Разве волка в кустах поймаешь? Ешь, дочка, — она пододвинула Майге тарелку с грибами, — только сегодня собрала. Недавно я подумала, что ты тоже собралась по грибы; только вышла из леса и чуть не столкнулась с тобой. Нет, смотрю, ты без корзинки. А потом ты так быстро повернула на дорогу в «Дукстениеки», что я не успела ни окликнуть, ни рукой махнуть.

Зента вздрогнула, словно ее ударили. Вилка со звоном полетела под стол, а Зента наклонилась за ней, стараясь совладать с волнением, от которого кровь ударила в голову. Значит, все же, все же!

Должно быть, Зента не сумела скрыть своего волнения, вероятно, на лице ее отразилось чувство отвращения, и Майга поняла. Зента увидела, как ее глаза застыли, словно гипнотизируя. «Как гадюка! Она смотрит, как гадюка!» — подумала Зента, вся дрожа. Шея Майги странно изогнулась, в глазах сверкнула злоба. Все это продолжалось лишь одно мгновение, затем Майга стремительно вскочила и с необыкновенным проворством сунула руку в карман, так же быстро выхватила ее и вскинула. Зента успела заметить в ее руке что-то черное и блестящее, затем она почувствовала толчок, ей показалось, что все рушится и кружится, заволакивается полной темнотой. Это было ее последнее ощущение.

Но ничто не рушилось. На дворе стоял ясный день, и к маленькому домику подходили пятеро вооруженных людей. Трое из них спрятались в сиреневых кустах, а двое направились к двери. Они не успели постучаться, как дверь распахнулась от сильного рывка и навстречу им выскочила Майга. При виде людей она пронзительно закричала:

— Помогите! Убили их!

Как безумная, Майга бросилась через большую цветочную клумбу. Словно не замечая никого и продолжая выкрикивать одни и те же слова, Майга метнулась в сторону рощи и побежала между сиреневыми кустами, но здесь ее схватили сильные руки и оттолкнули обратно. Убедившись, что ей не уйти, Майга притихла и залепетала:

— Там… убиты…

Ванаг отделился от группы и, споткнувшись о порог, бросился в дом. На полу, в луже крови, лежали Зента и ее мать.

Не понимая, что делает, он подхватил Зенту на руки, огляделся вокруг, словно ища, куда ее положить, затем выбежал со своей ношей во двор… Забыв обо всем, он кинулся к дороге, видимо, желая унести Зенту к себе в комнату, прочь от этого ужаса, от крови, хотя не знал, жива ли еще девушка.

— Что ты делаешь! — крикнул Упмалис. — Сейчас же положи ее на кровать. Осторожно, без сотрясения! Возможно, она еще жива.

Только теперь Ванаг сообразил, что она, быть может, и не жива, и еще бережнее, словно хрупкий надломленный цветок, он понес Зенту обратно в комнату и уложил на белую постель, которая сразу же начала окрашиваться в красный цвет.

Наказав остальным покрепче держать Майгу, Упмалис тоже направился в дом.

— Рана еще кровоточит, значит жива! — воскликнул он. — Беги скорей в местечко за фельдшером, он у тебя в комнате. Пусть идет со всем перевязочным материалом. Нет, останься, я привезу его на машине.

Он умчался на велосипеде Зенты, и не прошло и десяти минут, как «виллис» затормозил на маленьком дворике. В машине была и Мирдза. Окинув Майгу коротким враждебным взглядом, она вместе с фельдшером бросилась в комнату.

Глотая слезы, она помогла раздеть Зенту и увидела, что кровь струится из небольшой раны на боку. Фельдшер разорвал индивидуальный пакет, вынул из сумки еще марли и ваты и с помощью Мирдзы сделал перевязку.

— Будет жить, — заключил он, сам того не зная, что эти слова значат для Петера. Теперь он вновь обрел способность двигаться, помог перенести на кровать мать Зенты, но фельдшер, пощупав безжизненную руку старушки, покачал головой и тихо сказал:

— Умерла. Попало прямо в сердце.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза