Ванаг и Мирдза остались около Зенты. Пообещав прислать женщин, которые обрядили бы покойницу и прибрали комнату, Упмалис вышел, чтобы отвезти в местечко арестованную и ее охрану. Во дворе он что-то вспомнил и подошел к цветочной клумбе. Раздвинув густые цветы, он извлек пистолет — маленький, блестящий браунинг — и спрятал его в карман.
В исполкоме Майгу ввели к руководителю операции. Коротким жестом он предложил ей сесть. Некоторое время он смотрел на нее молча, затем сказал:
— Ну, «лесная кошка», Милия Рейхвальд, все-таки попались?
— Я не понимаю, о чем вы говорите? — резко ответила бывшая Майга Расман.
— Не может быть, чтобы вы забыли свое настоящее имя и унаследованную от отца фамилию!
— Мой отец был фабричный рабочий Расман, и он дал мне имя Майга, — ответила она в прежнем тоне.
— Ладно, не будем спорить о вашем отце. Кто он, это могла бы сказать только ваша мать. Хотя жены торговцев — типичнейшие мещанки, все же не исключена возможность экстравагантного романа и с фабричным рабочим.
— Не смейте издеваться над моей матерью! — выкрикнула арестованная и, заплакав, прикрыла глаза носовым платком.
— Вы сами затеяли это, — заметил допрашивающий. — Бросьте играть. Разве вы не видите, что ваша роль сыграна? Хватит вам осквернять имя комсомолки Майги Расман, замученной фашистами девушки. Предлагаю вам сознаться.
— Мне не в чем сознаваться, — всхлипывала Милия Рейхвальд. — Я не знаю, что вам от меня нужно?
— Почему вы стреляли в Зенту Плауде и ее мать? Вот что я хочу знать.
— Я не стреляла. Когда я вошла, они были уже убиты.
— Вашим браунингом? Да? — допрашивающий вынул из кармана найденное оружие. — Между прочим, он теперь разряжен, можете не пытаться выхватить его и пустить в действие.
— У меня никогда не было оружия, — отрицала Милия.
— Да? И это письмо не вы писали? — он достал из ящика найденную в лесу бумажку.
Милия взглянула на записку и покраснела, но тут же, сделав над собой усилие, попыталась выдать свое смятение за девическую стыдливость.
— Это я писала… своему жениху, — призналась она.
— Вилюму Саркалису? — насмешливо заметил допрашивающий.
— Нет. Я такого не знаю.
— Кому же тогда?
— Извините, это интимное дело, и я могу об этом не говорить. Мне надо было сообщить, чтобы он сегодня вечером ко мне не приходил.
— Ладно, на этом пока кончим.
Руководитель операции вызвал конвоиров и приказал увести Рейхвальд.
— Это закоренелая преступница, — рассказывал он Озолу, Кадикису и Упмалису, вошедшим к нему, когда увели арестованную. — Недавно мы выяснили, что в Лиепайском уезде комсомолка Майга Расман попала немцам в лапы. После ужасных пыток ее казнили. Ее документы передали Милии Рейхвальд, дочери торговца, которая в отместку за произведенную в свое время национализацию предприятий отца, а возможно, и в поисках острых ощущений, но скорее всего из ненависти к большевикам, поступила на работу в гестапо. Специальность — провокация. Она являлась в деревню будто для того, чтобы скрыться от трудовой повинности. Действуя сообща с шуцманами, она делала вид, что ей угрожает преследование немцев. Заручалась доверием враждебно настроенных к фашистам людей, даже снабжала их коммунистической литературой и подпольными воззваниями. И когда ей удавалось выследить всех, кто мог быть связан с подпольной работой и помогать партизанам, Милия-Майга спешила исчезнуть, чтобы всплыть в другом месте, а ее жертвы попадались в ненасытную пасть гестапо. С приближением Красной Армии она переквалифицировалась в специальной школе. Поступила в организацию «лесных кошек». Стала шпионкой, связной бандитов. Но почему она сегодня стреляла в обеих женщин, этого она нам, наверное, сразу не скажет.
— А почему мы не слышали выстрелов? — только теперь вспомнил Упмалис. — И почему она после того, как стреляла, задержалась?
— Пусть принесут туфли Милии, — обратился Кадикис к руководителю операции.
Когда туфли были принесены, Кадикис повернул их подошвами кверху и понюхал:
— Вон она какая! Не захотела, чтобы Джек показал свое искусство. Так он может утратить свою квалификацию. — Кадикис усмехнулся и пояснил: — Она задержалась, чтобы смазать подошвы керосином.
Из леса явился связной. Двукратная проческа не дала абсолютно никаких доказательств, что в заподозренном районе находится убежище бандитов. Грозила полная неудача. От Мелнайсов, которые были задержаны, ничего толком узнать нельзя было. Они не отрицали, что Миглы и Саркалисы время от времени приносили к ним продукты и письма, бандиты, чаще всего братья Миглы, забирали передачи по ночам или же Мелнайсы сами относили в условленное место. Казалось, тайное логово бандитов им на самом деле неизвестно. Арестованные супруги Миглы и Саркалиене с дочерью также уверяли, что ничего не знают.
— Если бы можно было взять с собой Ванага, — предложил Упмалис, — он, как бывалый партизан, скорее напал бы на след. Не может быть, чтобы письма оставляли далеко от логова бандитов. Но Ванаг, кажется, слишком потрясен. А может быть, все-таки…