В гору

Двое истребителей с револьверами в руках спустились в землянку и, освещая электрическим фонариком дорогу, осмотрели убежище бандитов. Они доложили, что землянка отлично оборудована, обшита досками, в ней хорошие нары, печурка и даже уборная в одном из боковых ходов. Неожиданно богатыми оказались запасы продовольствия, натасканные бандитами, готовившимися к зимовке. Там были ящики с маслом, головки сыра, похищенные, видимо, с маслодельного завода, бидон с медом и даже консервы, сахар, вина и ликеры. В углу лежал приводной ремень.

— Там добрая машина груза. — кончили свой доклад бойцы.

Арестованных отвели к опушке леса и усадили на грузовики. Их привезли в местечко, где Вилюму, после того как он во всем сознался, была устроена очная ставка с Майгой-Милией, подписавшейся на вещественном доказательстве — положенной для бандитов записке — Милочкой.

— Значит, она и есть та самая Милия Рейхвальд, снабжавшая вас информацией? — спросили Вилюма. По холодному взгляду Милии Саркалис мог понять, что она ни в чем не созналась, но бывший шуцман, храбро расстреливавший беззащитных женщин и детей, так перепугался, что даже не попытался что-либо отрицать.

— Эта самая и есть, — выдохнул он.

Рейхвальд с видом оскорбленной дамы топнула ногой. И как ей было не возмущаться — она до последней минуты старалась спасти Вилюма и его банду, а он оказался трусом, тряпкой, живым отдался в руки большевиков и теперь топит и ее.

— Надо надеяться, что Рейхвальд теперь уже не будет отказываться от своего отца, бывшего торговца и домовладельца? — насмешливо спросил руководитель операции.

В тот же вечер на двух автомашинах отправили в город чету Мигл, Саркалиене с дочкой, Эдуарда и Розалию Мелнайс, швею Лисман, Милию Рейхвальд, Гребера, Зупениека и главаря банды Вилюма Саркалиса.

В Большом бору, где позапрошлой ночью Зупениек и братья Миглы подстерегали парторга Озола, передняя машина на повороте дороги чуть не наскочила на встречную подводу. Один из истребителей, узнав аптекаря, сидевшего рядом с Густом Дудумом, крикнул:

— Везем два воза убийц!

Дудум бросил взгляд на сидевших в первом грузовике и при свете фар задней машины узнал Августа Миглу и Саркалиене — луч упал прямо на их лица. Густ вдруг ссутулился, затем хлестнул лошадь, словно спешил удрать от призраков.

Проехав немного, Густ, обращаясь скорее к себе, чем к соседу, резонирующе протянул:

— Латышей увезли…

Но аптекарь внезапно выпрямился на сиденье и весело ответил:

— Вы слышали — он сказал убийц, а не латышей! Теперь наступят более спокойные времена, — облегченно вздохнул аптекарь.

22 БОРЬБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Озол вернулся домой довольный: ему удалось организовать красный обоз, который на рассвете должен был собраться у коннопрокатного пункта и отвезти государству богатый урожай зерна. Густ Дудум и еще несколько бывших крупных хозяев, разумеется, отказались примкнуть к обозу. Ну и пусть везут отдельно, если им так претит каждое соприкосновение с новохозяевами и середняками. Дудум сказал: «У меня еще времени хватит». Так и не удалось убедить его досрочно выполнить обязательства. Он вытащил из кармана бумажку и, водя пальцем, все повторял: «Хлеб мне нужно сдать к такому-то сроку, молоко к такому-то, мясо к такому-то, чего вам еще надо? Тогда уж написали бы, что все необходимо сдать в один день, и я сдал бы». Нельзя было втолковать ему, что сроки даются более длительные для того, чтобы пойти навстречу хозяйствам, которые по каким-либо уважительным причинам действительно не могут раньше сдать. Густ остался при своем, и ясно, что он все сдаст в последний день или только после неоднократных напоминаний.

Думини отговаривались тем, что подали в уездные организации заявления об освобождении от хлебопоставок, так как сам инвалид, на войне лишился ноги, а таким ведь идут навстречу и облегчают все поставки. У него, как и у Густа, было несколько «постояльцев», плативших за приют работой. И как смотреть на то, что за бывшей батрачкой Думиней, Алвите, числилось пятнадцать гектаров земли, но Думини по-прежнему обрабатывали их и снимали урожай. Алвите по старости освободили от поставок зерна и мяса, уменьшили ей норму сдачи молока от двух коров, зарегистрированных хозяевами на ее имя. Когда Озол справился, как Алвите ведет свое хозяйство, Думини, божась, стали рассказывать, как много они помогают старому человеку, так долго проработавшему у них и ставшему вроде члена семьи. Они, мол, не похожи на других, у них батраки и батрачки всегда были только помощниками. Озол знал, что Думини работали и сами, но всю тяжесть выносили на своих плечах «помощники», и их было всегда так мало, что пот они проливали не каплями, а ручьями, чтобы выжать из шестидесяти гектаров все то, что Думинь возил на базар.