В гору

Мирдза пожалела, что порвала листок. Надо было показать Эльзе, может быть, передать для расследования. «Э, — махнула она наконец рукой, — возможно, это только баловство мальчишек».

Людей собралось больше, чем вчера. Приехали также Эрик и Салениек со жнейками. Видя, что работа идет успешно, Мирдза решила объехать и остальные бригады. Всего в волости было двадцать пять бесхозных участков. Надо было еще повидать Эльзу, а то как бы она не уехала в город, не поговорив о дальнейшей работе. Если она поручит ей, Мирдзе, создать в волости комсомольскую организацию, то как это сделать, кого принимать, как практически оформить принятие?

Всюду на полях прилежно работали жнецы. Даже толстая Саркалиене сидела на жнейке, двигавшейся вокруг большого овсяного поля. Мирдза удивилась, как быстро у Саркалисов убрали рожь и пшеницу. Не могло быть, чтобы все это одолела одна старуха. Но кто ей помогает? Ни вчера, ни сегодня на ее полях никого не было, даже коровы слонялись на выгоне без пастуха.

Когда Мирдза заехала в исполком, Эльза была занята беседой с бывшим заведующим школой. Мирдза слышала, как заведующий сказал:

— Поймите же вы, что я не могу остаться. Я ведь не могу сказать детям, что то, чему я их в прошлом году учил, — ложь, что меня заставляли это делать. К такому заведующему у детей не будет никакого уважения. Переведите меня в другое место, где меня никто не знает и где никому не известно, чему я учил при немцах.

— Да где же нам взять учителей? — не соглашалась Эльза.

— Будьте так добры и чутки! — чуть не стонал заведующий. — Не заставляйте меня так унижаться. Говорю вам от сердца — буду работать на совесть, но разрешите стряхнуть прах прошлого.

— Что же с вами делать? — Эльза опустила руки. — Может, кто-нибудь из ваших коллег возьмет на себя обязанности директора? Хотя бы временно. Нам надо привести школу в порядок, приступить к занятиям, но без хозяйской руки ничего не получится.

— Хорошим директором была бы учительница Калупе, — вмешалась в разговор Мирдза. — При немцах ее к работе в школе не допускали. Заставили пойти батрачкой к хозяевам, как и меня.

— Вот видите! — воскликнул бывший заведующий с облегчением. — Как раз подходящий человек. Она не запятнана, как я. — В его последних словах слышались и горечь, и разочарование, что без него все же можно обойтись, чувствовалось еще нечто вроде иронии, причину которой он, вероятно, и сам не мог объяснить.

— Мирдза, скажи, могла бы ты найти мне товарища Калупе? — спросила Эльза.

— Да, в течение часа, — откликнулась Мирдза и, изображая опасение, покосилась на Зенту: — Если только Зента не отнимет у меня велосипед.

— Я уже понемногу начинаю отвыкать от него, — пошутила Зента. — Удивляюсь, почему природа при твоем характере не наделила тебя крыльями или четырьмя ногами.

— Что ты хочешь этим сказать? Что у меня характер четвероногого? — Мирдза сделала обиженное лицо.

— Нет, в смысле скорости ты превосходишь всех четвероногих, но только, когда сидишь на моем велосипеде, — смеялась Зента, с любовью смотря на Мирдзу.

Учительницу Калупе Мирдза нашла в одной из своих бригад, в усадьбе «Стендеры».

— Вы тоже на уборке? — удивилась она.

— А что ж поделаешь, — ответила учительница. — Мой хозяин, у которого я работала этим летом, удрал, не уплатив мне жалованья. Надо же на зиму заработать хлебушка.

— Разве вы не собираетесь вернуться в школу? — допытывалась Мирдза.

— Я ведь не знаю, возьмут ли меня, — спокойно ответила Калупе.

— Конечно, обеими руками! Поедемте сейчас со мной в исполком. Отвезу на багажнике! — Мирдза говорила торопливо, словно боялась, что учительница сбежит от нее.

— Спасибо, но у меня свой конь. — Калупе кивнула на велосипед, лежавший в придорожной канаве. — Только как же оставить товарищей по работе? — колебалась она.

— Поезжайте одна, я останусь за вас, — нашла выход Мирдза и тут же схватила три снопа, чтобы отнести их к копне.

— С этим мы не согласны, — запротестовал Лауск, бывший батрак Стендеров, работавший сегодня за бригадира. — Учительница носила за один раз по четыре снопа, а ты, девушка, взяла только три.

Мирдза вспыхнула, но, взглянув в лицо Лауску, увидела, что он шутит, прищуренные глаза излучали добродушие.

— Ну, если так, то я возьму пять снопов сразу! — и Мирдза взвалила три снопа на плечо, а два взяла под мышку.

Через некоторое время жена Лауска позвала людей на обед. Тут же в поле, в золе костра, была испечена картошка. Остальное каждый принес с собой. Мирдза тоже присела вместе со всеми и слушала оживленные разговоры, которые текли, как освободившиеся ото льда ручьи. Никто, сказав откровенное слово, не оглядывался по сторонам, как при немцах, когда боялись, не подслушал бы кто-нибудь.

— Вот мы тут работаем, — с сомнением в голосе вдруг заговорила местная швея Тауринь, — но кто знает, что заработаем. Говорят, немцы придут обратно.

— Кто это рассказывает? — воскликнула Мирдза.

— Так говорят, — неохотно вымолвила Тауринь. — Августу Мигле какой-то офицер рассказывал.