В гору

Больше всего Салениек досадовал на себя за то, что в нем все же тайно теплилась радость — он избавился от ужасов и трудностей фронта. Нехорошо было и то, что еще совсем недавно он так патетично говорил с Озолом о долге советского гражданина, который намеревался выполнить. Озол теперь будет насмехаться: дескать, хозяйский сынок, интеллигент, философ, разве такой пойдет на фронт. Больше всего его мучила мысль о встрече с Озолом. Будь Озол здесь, предложи он сам ему броню, Салениек, наверное, от нее отказался бы и ушел вместе с Эриком и Юлисом, как трудно бы ему это ни было. Просто не смог бы смотреть Озолу в глаза. И он снова почувствовал, что доволен и благодарен Эльзе Янсон за ее слова: «Мы не делаем разницы между фронтом и тылом». Если так, то он не нарушает слова советского человека. Начиная с этого момента, он каждый день, каждый час будет помнить, что тоже находится на фронте, то есть не принадлежит одному себе, не смеет ни одной минуты проводить без дела. Немедленно же он направится в исполком, а оттуда в школу, посмотрит, что нужно сделать, чтобы можно было приступить к занятиям.

В исполком уже прибыли документы из уездного отдела народного образования об утверждении Салениека в должности исполняющего обязанности директора школы. В первое мгновение его слегка задела формулировка «исполняющий обязанности», он воспринял ее как выражение недоверия, как выжидание. Но привкус горечи исчез, когда Зента, очевидно, заметив его смущение, пояснила:

— Пока что мы все являемся исполняющими обязанности.

Он направился в школу и, войдя в нее, обомлел: это был хлев, а не школа. Только теперь он вспомнил, что в прошлую зиму дети занимались лишь три месяца, затем были выгнаны, и школу немцы заняли под военный госпиталь. Госпиталь оставил в память о себе запах карболки и осколки разбитых бутылок и пузырьков, разбросанных в комнате, на дверях которой сохранилась надпись: «1 класс»; очевидно, эта комната служила аптекой. Летом немцы эвакуировали госпиталь, после чего в школе расположились солдаты. Все классы были забиты соломой, которая заплесневела и воняла. В библиотеке книги были разбросаны по полу, разорваны и растоптаны. В учительской жили офицеры, о чем определенно говорило огромное количество бутылок в углах, под столами и железными койками, об этом же свидетельствовали пустые консервные банки, бумажки от печенья и шоколада и портрет Гитлера на стене.

— Его они оставили, он несъедобен, — брезгливо сморщился Салениек и сорвал со стены портрет. Он потащил его в смежную комнату и бросил лицом в кучу загаженной соломы. Через разбитые оконные стекла врывался ветер, играя с листами разорванных книг, в их шелесте как бы слышалась насмешка: «Культура, культура, новая Европа…»

Один человек тут ничего не мог сделать. Здесь нужна была помощь. Не задерживаясь, Салениек поспешил обратно в исполком. Там он посоветовался с Зентой, как лучше организовать население, чтобы привести в порядок школу.

— Надо будет привлечь родителей, — рассуждала Зента.

— Может, у вас уже есть список детей школьного возраста? — спросил Салениек.

У Зенты такого списка не было. Но она считала, что выход можно найти — разослать извещения и пригласить родителей на воскресник по уборке школы. За два дня — в пятницу и в субботу — Рудис Лайвинь разнесет извещения уполномоченным десятидворок, а те сообщат населению.

Салениек пошел разыскивать учителей, чтобы поговорить с ними: кто и какой предмет раньше преподавал, как теперь распределить уроки.

В субботу после обеда Салениек случайно встретил Мирдзу.

— Надеюсь, что завтра вы явитесь на воскресник со всеми своими десятью дворами, — пошутил он.

— Что за воскресник? — удивилась Мирдза.

— Как, разве вас не оповестили? — забеспокоился Салениек. — Школу хотим прибрать.

— Почему же вы говорите об этом так поздно? — упрекнула Мирдза.

— Но ведь исполком должен был разослать извещения, — оправдывался он.

— Никакого извещения я не получала!

Они зашли к Пакалну, но и тот ничего не знал.

— Как же теперь быть? — развел Салениек руками. — В будний день никто не захочет прийти, а ждать еще неделю…

— Как — что делать? Надо оповестить сегодня вечером. Я возьму велосипед Эрика и объеду, если не полволости, то хотя бы ближний конец.

Мирдза сразу же прикинула, в какие дома стоит заезжать и какие следует объехать стороной. К Саркалиене, например, нечего и заглядывать. К Думиням все же нужно завернуть — у них двое детей школьного возраста. Ирма, услышав, что необходимо пойти помочь, сразу же начала размахивать руками — им, право же, некого послать. Сам с одной ногой, у нее дети и скотина на шее, Алвите должна картофель копать, из-за всех этих хлопот с работами задержались. Мирдза, не дослушав ее жалоб, поспешила к Гаужену и Лауску. Потом к Эмме Сиетниек, сестре Густа Дудума, у которой двое ребят пойдут в школу.

Во дворе она чуть было не сбила с ног самого Густа, который неожиданно, хромая, вышел из садовой калитки. Не ответив на приветствие, он встал в калитке, словно охраняя свое жилье от непрошеной гостьи.

— Хозяйка дома? — спросила Мирдза.