В гостях у эмира Бухарского

Одновременно съ нимъ поднялись и мы вс разомъ и отдали ему поклонъ, посл чего поочередно подошли къ нему для пожатія руки, а затмъ послдовали вторичный поклонъ и общее отступленіе или, врне сказать, пяченье затылкомъ къ дверямъ, гд у самаго порога снова поклонъ, третій о послдній.

На террас встртили насъ съ радостно привтственными улыбками и безмолвными поздравленіями придворныя лица, оставшіяся при начал аудіенціи за дверями. Тутъ уже намъ не нужно было боле пятиться; но за то этотъ мудреный способъ отступленія (отъ котораго, замчу въ скобкахъ, русскіе послы, на основаніи прежнихъ примровъ, легко могли бы и освободить себя) сполна приняли на себя наши провожатые. И надо было видть съ какимъ неподражаемымъ искусствомъ и ловкостью вс эти удайчи, шигаулы и прочіе соскользнули, не оборачиваясь, съ довольно высокихъ ступеней террасы и какъ проворно, мелкими и быстрыми шажками, пятились они предъ нами чрезъ весь дворъ, сохраняя свои почтительно согбенныя позы со сложенными на живот руками, и время отъ времени сопровождая это отступленіе глубокими поклонами въ сторону пріемной залы, хотя ни на террас, ни въ дверяхъ эмиръ вовсе не показывался. Но это все равно: по здшнему этикету достаточно уже его присутствія въ стнахъ дворца, чтобы подданные хазрета не смли удаляться съ «ишкери» иначе, какъ «обративъ лицо и сердце туда, гд находится незримое солнце», то есть ихъ повелитель.

Подъ акъ-сарайскими воротами, пожимая намъ руки, они еще разъ и теперь уже словесно поздравили насъ съ «благополучнымъ» окончаніемъ селяма и съ «милостію» хазрета. При такомъ курьезномъ поздравленіи на моемъ лиц невольно выразилось недоумніе, и я вопросительно взглянулъ на маіора Байтокова — правильно ли онъ переводитъ? Какое же тутъ могло бы быть для насъ «неблагополучіе»? Но оказалось, что это не боле какъ обычная, хотя въ данномъ положеніи и вовсе неумстная форма любезности, употребляемая бухарскими придворныыи въ подобныхъ случаяхъ. Шутники, ей-Богу!..

Выйдя на передній дворъ, мы, по приглашенію токсабы, повернули налво въ особый дворикъ, гд живетъ Остана-Куль, перваначи, онъ же и бекъ шаарскій. Вышелъ онъ въ намъ на встрчу въ роскошнйшемъ халат изъ очень дорогой индійской парчи, подпоясанный кашмирскою шалью, съ кашмирскою чалмой на голов, и пригласилъ насъ въ свою «михманъ-хане» (пріемную гостиную) къ достархану.

За завтракомъ разговоръ коснулся отчасти политики, а именно, перваначи высказалъ пожеланіе, чтобы дружба Россіи къ Бухар оставалась неизмнною, такъ какъ маленькая Бухара очень нуждается въ покровительств великой Россіи для спокойной жизни, и что никто, конечно, не осмлится занести на нее руку, если будетъ знать, что Россія всегда готова поддержать преданнаго ей маленькаго сосда. «И враги, и друзья у насъ могутъ быть только общіе», прибавилъ онъ въ заключеніе.

По окончаніи завтрака на дворъ привели верховыхъ лошадей въ бирюзовыхъ уздечкахъ и подъ богатыми бархатными попонами, и принесли нсколько связокъ съ халатами въ даръ отъ эмира членамъ посольства. Князю подвели двухъ лошадей, поднесли почетную саблю въ золоченыхъ ножнахъ и нсколько связокъ; остальнымъ — по одной лошади и по одной связк. Посл этого перваначи предложилъ и отъ себя подарки, заключавшіеся также въ богато убранныхъ лошадяхъ и въ связкахъ съ халатами.

Въ числ подарочныхъ вещей эмира каждый изъ насъ нашелъ и по одному мховому халату, въ которыхъ мы узнали т самые мха, на какихъ сидли во время аудіенціи.