В гостях у эмира Бухарского

Среди площади былъ разложенъ большой костеръ, въ который постоянно подкидывали то камышъ, то солому, чтобъ ярче горѣло. Къ этому костру, какъ къ извѣстному центру, сходились съ разныхъ сторонъ «курбаши» — полицейскіе стражники, избираемые изъ числа городскихъ обывателей и вооруженные кто батикомъ, [91]кто сѣкирой (ай-балта), кто саблей, а большинство особаго рода оружіемъ, которое представляетъ собою длинный, аршинъ около двухъ, четырехгранный штыкъ, насаженный на короткое древко, служащее ему рукоятью, длиною около аршина. Оружіе это называется «курбашемъ», то есть полицейскимъ. Къ костру собирались конные и пѣшіе стражники, между которыми виднѣлось не мало людей съ плоскими барабанами въ родѣ бубновъ, обтянутыхъ съ обѣихъ сторонъ шкурой. Одѣты, всѣ они были нѣсколько на военный ладъ, то есть въ халатахъ, заправленныхъ въ кожаныя «чембары» [92]съ широкимъ ременнымъ поясомъ и на головѣ вмѣсто чалмы барашковая шапка. Но вотъ съ окрестныхъ манарокъ [93]раздался протяжный призывъ муэззиновъ къ «намази-хуфтянъ», вечерней молитвѣ, и едва замолкъ въ воздухѣ послѣдній отголосокъ высокой теноровой ноты ихъ, какъ съ плоской кровли полицейской сборной сакли (вурбаши-хана) загудѣли глухіе удары двухъ, громадныхъ турецкихъ барабановъ, перешедшіе вскорѣ въ громоподобные раскаты мелкой дроби. Это усердствовали тамъ какіе-то два человѣка, одѣтые въ красныя чалмы и красные халаты. Кровли саклей, окружающихъ площадь, тотчасъ же унизались закутанными фигурами женщинъ и головками дѣтей, преимущественно дѣвочекъ, вышедшихъ посмотрѣть на разводъ курбашей. Съ тою же цѣлью повысыпали ко входамъ освѣщенныхъ свѣчами и фонарями лавочекъ и чайныхъ ихъ посѣтители, сидѣльцы и хозяева; набралась откуда-то и гурьба мальчишекъ, все тѣснившихся поближе къ курбашаыъ, не смотря на то, что ихъ оттуда поминутно шугали и отгоняли. Костеръ запылалъ еще ярче, и вскорѣ на площадь выѣхали, въ сопровожденіи нѣсколькихъ конныхъ джигитовъ, двое чалмоносныхъ всадниковъ въ блестящихъ парадныхъ халатахъ, на лошадяхъ, покрытыхъ бархатными попонами въ блесткахъ. То были «рейсъ» и «миршабъ», изъ коихъ первый въ этотъ моментъ кончалъ, а послѣдній начиналъ отправленіе своихъ служебныхъ обязанностей. ^{8}Тотчасъ же всѣ курбаши разбились на патрульныя команды и выстроились предъ костромъ съ трехъ сторонъ площади покоемъ. Отъ каждой команды выступило впередъ по одному барабанщику, которые разомъ сошлись къ костру и окружили его большимъ кольцомъ, расположись въ разстояніи двухъ шаговъ другъ отъ друга, а было ихъ всего человѣкъ двадцать слишкомъ. Тогда барабаны на кровлѣ курбаши-хана замолкли, и вмѣсто ихъ стали бить въ свои инструменты барабанщики, собравшіеся вокругъ костра. Исполняли они это очень своеобразно, а именно: держа лѣвою рукой барабанъ за ременную ручку, барабанщикъ начиналъ дѣлать имъ широкіе плавные размахи сзаду напередъ, и когда инструментъ, описавъ въ воздухѣ полукругъ, вздымался надъ его головой, то въ этотъ самый моментъ правая рука, вооруженная короткою палкой съ шаровиднымъ набалдашникомъ, ударяла въ него разъ, и такъ какъ производилось это одновременно всѣми двадцатью человѣками, строго соблюдавшими кадансъ размаха и тактъ ударовъ, то въ общемъ это выходило очень красиво. Послѣ извѣстнаго промежутка времени медлительные размахи начали все болѣе и болѣе учащаться и перешли наконецъ въ тактъ скораго марша. Между тѣмъ миршабъ въ это время повѣрялъ разсчетъ людей въ патруляхъ и когда исполнилъ это, то и барабанщики кончили свой болѣе гимнастическій, чѣмъ музыкальный концертъ, завершивъ его тремя быстрыми и короткими ударами, повторенными съ нѣкоторою паузой три раза, что служило у нихъ сигналомъ «отбоя». Послѣ этого они разошлись по своимъ мѣстамъ, и патрули съ барабаннымъ боемъ прошли церемоніальнымъ маршемъ предъ рейсомъ и миршабомъ, расходясь въ разныя стороны по улицамъ и переулкамъ своихъ раіоновъ. Каждый патруль состоялъ изъ барабанщика и трехъ или четырехъ курбашей, въ числѣ коихъ одинъ несъ въ рукѣ зажженный фонарь, и изъ одного конника, слѣдовавшаго въ замкѣ. [94]

Вся эта площадь съ куполами, порталами и вышками ея медрессе и мечети, эти плоскія кровли, унизанныя дѣтскими и женскими головками, эти пестрыя группы вооруженныхъ курбашей, этотъ кругъ барабанщиковъ и потомъ церемоніальный маршъ расходящихся патрулей, все это зрѣлище ярко озаренное высоко взвивавшимся пламенемъ костра, подъ покровомъ залитаго луннымъ блескомъ неба, представляло очень характерную и до того эффектную картину, что прямо бери и цѣликомъ переноси ее въ любой балетъ или оперу изъ восточной жизни.