– Чайник у нас есть, чай есть, сахар тоже… Есть и две дорожные чашки. Вода в графине… Сейчас я вскипячу воду в металлическом чайнике на спиртовой машинке, на которой я грею мои щипцы для завивания челки, и заварю чай…
– Душечка! Да ты гениальный человек! Вари, вари скорей! – воскликнул Николай Иванович, бросившись к жене, обнял ее, потрепал по спине и прибавил: – Молодец баба! Действуй!
И вот Глафира Семеновна, переоблачившаяся в капот, занялась кипячением на спиртовой машинке воды. Стук в дверь. Вошедшая горничная в удивлении посмотрела на приготовление кипятку, улыбнулась и сообщила, что если мадам и монсье хотят пить, то можно подать вино и шипучую воду.
– Проваливай! Проваливай в свой кордебалет! – закричал ей по-русски Николай Иванович и махал рукой.
Горничная быстро произнесла «доброй ночи», положила на стол лоскуток бумажки и исчезла. Николай Иванович взял лоскуток и прочитал. На нем карандашом написано по-французски: «Чай и кофе от 8 часов до 10 часов утра, в 1 час дня завтрак, в 6 часов вечера чай, в 8 часов обед».
– Смотрите, пожалуйста, косвенный выговор делают, как смели спросить в непоказанное у них время чай, и прислали письменный приказ, как нам жить следует! Ах, скоты! Нет, вон из этой гостиницы. Ну их к черту! Не желаю я жить по нотам.
Через полчаса супруги пили чай. Николай Иванович с жадностью пил горячую влагу вприкуску и говорил жене:
– И право, так лучше… Какой прелестный чай… Один восторг, что за чай!.. Ведь я у себя в складах и в кладовых, в Петербурге, всегда такой чай пью, чай, заваренный прямо в большом чайнике. Артельщик пойдет в трактир и заварит. Ты и завтра утром, душечка, приготовь такой же… – сказал он жене.
– Хорошо, хорошо. Но каково жить в гостинице первого ранга и самим себе приготовлять чай на парикмахерской машинке!
Через четверть часа Глафира Семеновна укладывалась в постель, а Николай Иванович, продолжая еще сидеть около стакана, принялся писать письмо в Петербург своему родственнику, заведующему его делами. В комнате было тихо, но с улицы раздавался заунывный и несмолкаемый лай собак. Некоторые собаки, не довольствуясь лаем, протяжно завывали. Изредка слышался и жалобный визг собаки, очевидно попавшей в свалку и искусанной противниками.
Николай Иванович писал:
«Добрейший Федор Васильевич, здравствуй! Пишу тебе из знаменитого турецкого города Константинополя, куда мы приехали сегодня утром и остановились в лучшей английской гостинице. Ах, что это за дивный город! Что это за прелестные виды! Сегодня мы этими видами любовались с высоты знаменитой башни Галаты. На башню триста ступеней. Она выше Ивановской колокольни в Москве, и оттуда город виден как на ладони. Глафира Семеновна еле влезла, но на половине лестницы с ней сделалось даже дурно – вот как это высоко! А наверху башни пронзительный ветер и летают какие-то страшные дикие птицы, которые на нас тотчас же набросились, и нам пришлось отбиваться от них палками. Одну я убил. Она так велика, что каждое крыло у ней по сажени. Говорят, они питаются трупами здешних разбойников, которых турки за наказание кидают в море. А башня эта стоит на берегу моря. А морей здесь несколько: виднеется Черное море, и вода в нем кажется черной, виднеется Мраморное, и вода бы мраморная, потом пролив Босфор – и вода голубая, а затем Золотой Рог, и струи его при солнце блещут как бы золотом.
Сегодня же видел я и султана во всей его красе и величии, когда он во время турецкого праздника Селамлика показывался народу и въезжал в мечеть. Ах, какой это был великолепный парад! Смотрели мы на него из султанского дворца и удостоились даже турецкого гостеприимства. Нас приняли от имени султана двое настоящих турецких пашей и угощали чаем, кофеем, фруктами и шербетом. Да и вино здесь пьют, а только по секрету, и с одним пашой я выпил по рюмке мастики, турецкой водки. На вкус не особенно приятная, но крепче нашей. Принимали нас во дворце с большим почетом, и султан, узнав, что мы русские, когда проезжал, отдельно от всех нам поклонился и даже махнул рукой. Видели и султанских жен, когда они проезжали в карете, видели евнухов, видели весь генералитет. С пашой одним я подружился, и он звал меня в гости и обещал показать свой гарем. Побываю у него и напишу. А затем все. Очень устал. Хочу ложиться спать.
Будь здоров, поклонись жене. Глафира Семеновна тебе и ей также кланяется. Сегодня она целый день опасалась, чтобы ее здесь не накормили лошадиным мясом, а теперь спит.
Желаю тебе всего хорошего.
О пользе калош
Наутро супруги еще спали, а уж проводник их стучал в дверь и кричал из коридора:
– Эфендим! Десять часов! Вы хотели мечети ехать смотреть! Экипаж ждет у подъезда. Самого лучшего экипаж достал. Вставайте.
– Сейчас, сейчас! Да неужто десять часов? – откликнулся Николай Иванович и принялся будить жену. – Афанасий Иванович! Вы подождите нас внизу и приходите так через час. Мы должны умыться, одеться и чаю напиться.
Глафира Семеновна поднялась не вдруг.