В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль

Если бы не героизм и энергия отца Ван Бреда, весь архив был бы потерян. Его вообще не было бы, не продолжай Гуссерль совершенствовать и развивать свои идеи даже после того, как многие решили, что он просто ушел на покой и спрятался. Более того, ничто из этого не сохранилось бы без доли везения: это напоминание о том, какую роль играет случайность даже в самых продуманных человеческих делах.

Визит Мерло-Понти в Лувен состоялся в последние месяцы мира, в 1939 году. Это был год, как позже описала его де Бовуар, когда история захватила их всех и больше никогда не отпускала.

Де Бовуар и Сартр провели тот август в отпуске в вилле в Жуан-ле-Пене вместе с Полем Низаном и Жаком-Лораном Бо. Они читали газеты и слушали радио и со страхом и отвращением восприняли новость о заключении 23 августа пакта между нацистами и Советским Союзом, который означал, что Советский Союз будет наращивать собственную мощь и не окажет никакого противодействия в случае экспансии Германии. Это стало особенно сильным ударом для всех, кто поддерживал советский коммунизм как великий противовес нацизму, как это, безусловно, делал Низан, а также в некоторой степени Сартр и де Бовуар. Если Советский Союз не сможет противостоять нацистам, то кто? И вновь война, казалось, могла начаться в любой момент.

Что предпочтительнее — вернуться с фронта ослепленным или с изуродованным лицом? Без рук или без ног? Разбомбят ли Париж? Применят ли они отравляющие газы? Подобные дебаты шли не только в Лувене, но и на другой вилле на юге Франции, где венгерский писатель Артур Кестлер гостил у своего друга Этторе Корнильона; последний заметил, что смена настроений в тот август напомнила ему, как его бабушка «лечила его от обморожения, заставляя попеременно опускать ноги в ведро с холодной и ведро с горячей водой».

Сартр знал, что его не отправят на фронт из-за проблем со зрением. В молодости он проходил всеобщую воинскую службу на метеостанции, что означало, что сейчас его направят на аналогичную работу — то же, чем занимался Хайдеггер во время Первой мировой войны. (Раймона Арона тоже направили на метеостанцию в том же году; похоже, такая у философов работа.) Эта роль не предполагала боевых действий, но все равно была опасной. Для Бо и Низана опасность была еще больше: они были трудоспособны и ожидали, что их призовут и отправят воевать.

Отпускной сезон во Франции закончился 31 августа, и многие парижане в этот день отправились домой после загородного отдыха. Сартр и де Бовуар тоже вернулись в Париж, и Сартр был готов забрать вещмешок и армейские ботинки, хранившиеся в его гостиничном номере, и явиться в свою часть. Они с де Бовуар сделали пересадку в Тулузе, но парижский поезд оказался настолько переполненным, что они не смогли сесть. Им пришлось ждать еще два с половиной часа на темном вокзале среди толпы встревоженных людей и в атмосфере апокалипсиса. Подошел другой поезд, они кое-как в него сели и добрались до Парижа, прибыв 1 сентября — в день, когда немецкие войска вторглись в Польшу. Сартр собрал свои вещи. Де Бовуар проводила его на вокзале Гар де л’Эст рано утром следующего дня. 3 сентября Великобритания и Франция объявили Германии войну.

Американская виза для Мальвины Гуссерль так и не была оформлена, поэтому к началу войны она все еще находилась в Лувене. Гуссерль осталась там, благоразумно спрятавшись в близлежащем монастыре в Херенте. Коллекцию Гуссерля перевезли из главной университетской библиотеки в Высший философский институт в январе 1940 года — то есть вовремя. Четыре месяца спустя большую часть университетской библиотеки уничтожили бомбами во время немецкого вторжения. Это был второй случай потери библиотеки: более старое здание и бесценную оригинальную коллекцию книг и рукописей уничтожили во время Первой мировой войны.

16 сентября 1940 года контейнер с вещами Мальвины, который теперь хранился в Антверпене, попал под бомбардировку союзников. Невероятно, но, согласно его собственному рассказу, всегда находчивый Ван Бреда сумел добраться до обломков и вернуть одну ценную вещь — урну с прахом Гуссерля, которую он хранил в своей монастырской келье до конца войны. Все остальное, включая портрет Брентано, разорвало на куски. Чтобы избавить Мальвину от страданий, Ван Бреда не стал рассказывать ей о случившемся. Он развез бумаги Гуссерля по разным местам в Лувене, чтобы сохранить их в безопасности.

Еще одним человеком, которого война застала в Нижних Землях, была бывшая ассистентка Гуссерля, Эдит Штайн. Закончив диссертацию по эмпатии, обратившись в христианство, приняв сан монахини-кармелитки и став сестрой Терезой Бенедиктой, в 1938 году она переехала из общины в Кельне в общину в Эхте в Нидерландах, которая в то время казалась более безопасной. Вместе с ней поехала ее сестра Роза.