– Бизнес у брата прогорел. Уже несколько лет как, а он никому не сказал. Постыдился. И я ему про свою беду не сказал. Он наверняка понял, что мне тоже стыдно. Брат теперь на стройке. Строитель из него не ахти какой, но знакомые работенку подбрасывают – то там, то сям. Кто ж думал, что он прогорит, такое дело верное, мужчине всегда инструменты нужны, всегда, с ними он чувствует себя полезным, творит и… а, ладно. Все рухнуло. Я уже почти выплатил долги, во Флориде-то, на юге. Оставалось двадцать четыре тысячи долларов. Двадцать четыре тысячи! Пять лет назад было восемьдесят, если бы кредиторы чуток подождали, если бы дали мне отсрочку… но закладная не покрывала, и в общем… Банки не дают взаймы беднякам. Бедняки не такие надежные, как богачи, поэтому если бедняк получает кредит, то проценты – они выше ожидаемой прибыли, так что нового дела при таком раскладе не начнешь, вот и приходится идти к… другим. К тем, кто посговорчивей. Зря я это сделал, просто не знал иного способа выкрутиться и… а, ладно. Тебе ведь все это известно, да?
Смерть поделился с Робинсоном водой, смыть с языка соль. Робинсон схватил бутылку, нечаянно выпил много, чуть не подавился чистой прохладной жидкостью. Вытер губы тыльной стороной ладони, поерзал, развел плечи, вперил взгляд в небо.
– Как там Чарли? – не выдержал молчания Робинсон. – Чарли мне очень понравился, под конец.
Я уже давно о нем не слышал.
– Хороший парень.
Да. Хороший.
– Спасибо за то, что подвезли меня в Нью-Йорк. За то… Спасибо, что подвезли.
Пожалуйста.
– Я умру?
Нет. Сегодня – нет.
– Но… почему ты тогда пришел?
Смерть вздохнул, со скрипом повертел головой, прогоняя застарелую боль. Что тебе рассказывал Чарли?
– Что все умирают. Что все видят Смерть, а умение видеть – бесценно. – Робинсон еще подумал и добавил: – Что иногда ты приходишь не только за людьми, но и за идеями.
Молчание. Потом Смерть заговорил. Есть тут, в Америке, мечта. Чудесная мечта. Помню, когда я понял ее суть, то так восхитился, что чуть не заплакал, а меня нельзя обвинить в сентиментальности. Мечта гласит: если ты работаешь, если прилагаешь усилия, если веришь в себя, то достигнешь чего угодно. На пути к успеху нет преград, ничто не стоит между человеком и его стремлением.
В Джорджии я держал за руку умирающую пожилую женщину, а та сияла от гордости за внучку, которая изучает новые технологии и которая проживет совсем не такую жизнь, какую прожила бабушка, и станет совсем не тем, кем была бабушка, и она смеялась. Бабушка смеялась от счастья, даже когда сердце ее отмеряло последний удар. Вот она, мечта. Еще не известно, что выйдет из внучки, но мечта уже озаряет девочку сиянием. Другая женщина, из Северной Каролины, в одиночку сотворила свой мир и тем самым принесла благо всему миру, и когда она умирала, то говорила о будущем – ее жизнь уходила, а мысли были о будущем, только о будущем.
Сейчас я сижу рядом с мужчиной, который переживает последнюю свою жестокую бурю, мы встретимся с ним глазами, и он возрадуется всем своим прошлым делам, ибо то великие дела, и сам мужчина прекрасен. Все, кого я нынче касаюсь, все они прекрасны, и многих эта мечта возносила и озаряла светом. Восхитительная мечта. Мечта о свободе, а свобода, как и флаг, несет в себе множество значений. Мечта – в руках тех, кто покупает оружие в местном магазине; она – в глазах сёрфингистов, седлающих волны. Мечта – в молитвах прихожан вот этого собора; во взгляде ребенка, который учится читать; в шепоте отца, наблюдающего за возмужанием сына. Эта мечта достойна уважения и почестей. Самая подходящая мечта для живых.
Робинсон кивнул, стискивая чемодан, но в глаза Смерти не посмотрел.
– Мне некуда идти, – сообщил наконец Робинсон.
Я знаю.
– У меня ничего нет. Я без денег. Ни один банк на порог меня не пустит, у меня ни поручительств, ни медицинской страховки. Ночью какой-то тип меня обоссал, потому что я лежал в подворотне, а ему приспичило. Нассал на меня, будто я – пустое место, будто я…
Крыса?
Робинсон кивнул, не находя слов.
Смерть ждал, пока он придет в себя и заговорит вновь.
– Я верю в эту мечту, – прошептал Робинсон. – Верю. Я верю в потенциал каждого – и взрослого, и ребенка. Верю, что мы можем сотворить себя сами, что мир… мир лежит у наших ног, и что… что… – Он опять умолк. Посмотрел под ноги, в грязь.
Смерть его не торопил.
– Я… мне просто нужна поддержка, – наконец тихо произнес Робинсон. – Мне бы только… только кого-нибудь, кто в меня поверит, кто будет ждать. Ничего другого не прошу, лишь это, и тогда я воспряну. Клянусь, восстану из пепла, пусть только кто-нибудь в меня поверит!
Смерть улыбнулся, крепко сжал ему плечо. До свидания, Робинсон, сказал он и пошел прочь.
Он тоже вскочил – неловкий, взволнованный, вытянул вслед ему руку:
– Нет! Подожди! Пожалуйста, не бросай меня!
Смерть помотал головой – с легкой грустью, пожалуй, – однако не замедлил шага, не глянул назад.
Робинсон стоял один-одинешенек, Смерть удалялся, и весь мир обходил его стороной.
Глава 100
– Знаешь, что плохо у французов?..
– Знаешь, что плохо у евреев?..