В конце пути

Ставни на окнах убраны, Касим четко виден на фоне восходящего солнца: голова опущена, он пишет, непрерывно пишет, бумаги на столе, бумаги на полу, зачеркивания и быстрые каракули на каждой стороне листа, разные чернила сменяют друг друга по мере того, как приходят и уходят мысли. Касима Чарли не видел давно, ему постоянно отказывали, и вот они оба здесь, вновь.

Касим молча указал ручкой в сторону предмета на краю стола. Спутниковый телефон – куски печатной платы свисают на бледных проводах, клавиатура вогнута в том месте, где по ней ударили прикладом. Чарли внимательно посмотрел на телефон, затем на Касима, и всплеск адреналина, который поднял Чарли с постели, угас, не осталось ничего, одно спокойствие и тишина – там, где точно должно быть какое-то чувство; тишина да скрип ручки по бумаге.

Слова на странице…

…мы построим новый мир, старый мир гибнет, и теперь только очищение…

…от идей, о которых твердили старики, и мы отвечаем им…

…салафит, ваххабит, республиканец, атеист, католик, копт, суннит, шиит, суфист, армянин, православный, коммунист, фашист, капиталист, исламист, иудей, азербайджанец, друз, курд…

Чарли смотрел, как Касим пишет. Движение пера завораживало, гипнотизировало. Чарли внезапно понял, что он раскачивается на месте; поискал, куда бы сесть, но стулья из комнаты исчезли, их унесли, в присутствии генерала все обязаны стоять.

Каково предназначение истории? Она сеет лишь ненависть. Книги по истории следует сжечь, чтобы мы были не людьми своей земли, а просто людьми…

Солнце поднялось выше, на пол легли длинные тени, серое уступило место желто-белому. Оставшиеся в комнате островки тьмы теперь выглядели еще черней, а Касим все писал.

Давным-давно один человек отправился в Медину, и сошлись туда все племена, и на том собрании говорили о мире и о

Касим замер, ручка застыла в воздухе, ища и не находя нужное слово.

Мир оцепенел в ожидании. Слово, ручка, поэт и вестник Смерти.

Касим вдруг отложил ручку, хотя так и не закончил предложения, вскочил, промаршировал мимо вестника Смерти, не глядя тому в глаза, распахнул дверь и воскликнул:

– За мной!

Чарли решил, что команда относится к нему – больше никого рядом не было, – и пошел следом.

Они ехали в колонне из пяти грузовиков. В центре двигался автомобиль Касима – черный, кондиционированный, с мини-баром впереди, с колонками сзади, из которых звучал популярный в ОАЭ шлягер. Чарли сидел рядом с поэтом. В этой девственно-чистой машине Чарли вдруг остро осознал, как неприятно от него пахнет, какой он небритый и помятый, какие у него усталые глаза, как пуст рот.

Если Касим это и замечал, то виду не подавал, и они ехали молча, час, полтора, музыка гремела, в машине было холодно и потому неуютно, Касим глазел в окно. Чарли тоже смотрел на мелькавшую за окном землю, но видел лишь желтую пустоту, затемненную тонированными стеклами. Пустые поля и пустые дома, разбитые дороги и редкие струпья былых поселений, где когда-то кипела жизнь, школы и больницы, то, за что стоило воевать; все сгорело дотла.

Затормозили на краю деревни. Такую деревню можно увидеть в любом уголке света. Белые домики с ярко-красными крышами; автозаправка рядом с магазинчиком, в его витрине сохранилось несколько пакетов с чипсами. Центральную улицу украшали любовно выращенные пальмы. На верхушке одной, среди ветвей, свили гнездо крупные осы; они жужжали и роились у окон домишек.

Касим выпрыгнул из машины, бегом-бегом-бегом, поманил Чарли. Тот подчинился без возражений, но какой-то солдат решил, что этого мало, и толкнул Чарли в плечо, он споткнулся. Обжег солдата взглядом, однако ничего не сказал и поспешил за поэтом в глубь селения.

Детская площадка.

Школа.

Пересохшее русло ручейка.

Мечеть с зияющей дырой в белом куполе.

Ветеринарная клиника – стекла выбиты, лежанки голы.

Поле, где когда-то выращивали… неизвестно что, остались только стебли да пыльная земля.

Канава, недавно выдолбленная в земле.

Гудение мух, запах, запах, от него одежда на тебе гниет; запах, от него лопаются глаза; запах застревает в горле; запах рассказывает желудку про плоть, которая превращается в жидкость и течет в землю, про кровь, которую лакают волки, про обглоданные крысами пальцы ног, про личинки, кишащие в мышцах, про Чарли вырвало еще на подходе к яме. Касим уже стоял возле нее, нетерпеливо ждал, уперев руки в бока. Когда рвота прекратилась, тот самый солдат, который толкнул Чарли у машины, подтащил его за шиворот к краю ямы, ухватил за волосы на затылке и заставил взглянуть вниз.