– Нет! Нет, совсем нет, я не о… В интервью Пирпонта спросили, раскаивается ли он, и Пирпонт ответил отрицательно, потому что казненные должны были умереть, а он относился к каждому из них по-доброму и с уважением, всегда смотрел будущему висельнику в глаза и находил в нем хоть что-то человеческое, и я подумал… Я не палач, я выступаю в роли предостережения или последней любезности, и я встречаю… Я встречал разных людей, некоторые уже и так умирали, явно умирали, и Смерть был на подходе, и меня посылали вперед, и я думал… это как-то… хорошо. Это порядочно. Если, конечно, я веду себя соответственно. Мой начальник ценит… любезность. Любезность и уважение превыше всего. Каждый умирающий когда-то был ребенком; каждый ребенок когда-то о чем-то мечтал; каждый ребенок должен умереть. Важно видеть за историей человека, и, как по мне, это… хорошо.
– Понятно. Не столько палач, сколько… историк?
– Я не записываю историй.
– Да, это было бы…
– Нужно уметь хранить тайну.
– Тогда, может, исповедник?
– Возможно. Не важно, что ты сделал, не важно, кто ты… важно, чтобы тебя выслушали. В конце. И иногда важно… важно знать. Просто знать.
– Господи, я бы не хотела знать, когда я умру.
– Понимаю, но если бы это знание изменило вашу жизнь?..
– Вы намекаете на… неизбежность? Рок, судьба?
– Вовсе нет. Смерть является, когда его призывают. Иногда призывают люди и их поступки, но иногда он обходит людей стороной.
– Вы говорите прямо… с восторгом.
– Меня не пугает Смерть. Нет. Меня пугает… другое. То, что посередине. В юности у меня умер отец. Он умирал медленно и ужасно. У него был БАС, боковой амиотрофический склероз, – тогда о нем еще никто толком не знал и не говорил, не проводил флешмобов, не обливал себя ведром ледяной воды. Двигательные нейроны отмирают, мышцы постепенно атрофируются, и со временем человек даже дышать сам не может, лежит в респираторе; не может ни глотать, ни жевать, жизнь в нем поддерживают лишь лекарства. И я все это, конечно, видел. И я видел, и мама видела, но ей было невмоготу, и мне тоже было невмоготу, поэтому мы дежурили по очереди, несколько дней я, несколько дней она, и, в общем, папа умер в моем присутствии. Прошло почти два года с той минуты, когда он первый раз потерял равновесие, и до того, как мы отключили аппарат искусственного дыхания, и…
…и Смерть составил мне компанию. Недолго, только в самом конце. Мы отключили дыхательный аппарат, а папа все не умирал, лежал, сипел, час, второй, третий. Мама убежала в туалет, ее долго не было – тридцать минут, сорок, она не хотела плакать при мне. Я не плакал – к тому времени я уже давно не плакал. Открылась дверь, но вошла не мама, а Смерть. Я знал, что это Смерть, такое понимаешь безошибочно, хотя выглядел он, как доктор, белый халат и прочее. Смерть узнаю́т всегда, и каждый видит его по-своему.
Так вот, я в палате, мне пятнадцать лет, входит Смерть, пододвигает стул, садится возле меня и не произносит ни слова. Мы просто смотрели, ждали, а потом папа открыл глаза, увидел Смерть и… и улыбнулся. Смерть улыбнулся в ответ, взял папу за руку, и папа умер. Он умер, а Смерть посидел еще немного, мы были с ним вдвоем, больше никого, ждали медсестру. Это так… Знаете, когда на корабле выключают двигатель, его неожиданно начинаешь слышать; когда в больнице отключают аппаратуру, ее тоже неожиданно начинаешь слышать, и ничего громче этого звука нет на свете. Смерть сидел со мной рядом, мы молчали, только он и я, и было тихо-тихо, очень тихо.
Потом прибежали врачи, и Смерть ушел – по делам, наверное.
Простите. Я… вы видите меня впервые жизни, а я… но хорошо, что я рассказал. Я порой на этой работе наблюдаю такое, что… В общем, вот кем я работаю. У вас чудесный дом.
– Спасибо. Он маленький, но мы его любим. В будущем мы хотим подыскать что-нибудь побольше, сами понимаете, если дети…
– Конечно.
– …хотя с жильем сейчас творится непонятно что, зачем спешить…
– Только создали уют, и вдруг срываться с насиженного места…
– Да-да, именно. Мы сами отремонтировали ванную. Моя жена, представляете, получала образование оперной певицы, а чтобы платить за учебу, работала водопроводчиком, так что она у меня профессионал. Я только стою с ней рядом, молоток держу да изображаю бурную деятельность…
– А плитка?..
– И плитку сами положили, и швы затерли, причем получили море удовольствия, и нетрудно было, там дело в инструментах; нужно раздобыть правильные инструменты, иначе не работа, а кошмар получится, обрежешь плитку не так…
Слова, слова.
Вестник Смерти слышит их не впервые – цены на недвижимость, поездки на работу-с работы, стоимость макарон, новая стиральная машинка, где же сушить белье, – вестник слышит, и порой слова эти наводят на него неописуемую грусть.
Однако сегодня он слушает историю новой, строящейся жизни, и рассказывает о конце всего на свете, и почему-то не испытывает страха, и мир, который еще вчера лежал в руинах, вновь дарит вестнику удивительную радость.
Глава 59