В конце пути

Чарли нравилось. Он любил слушать музыку тех мест, по которым путешествовал. Она оставалась с ним навсегда, он бережно хранил ее в памяти. Будь у него возможность, Чарли съездил бы на музыкальную площадку «Африка-Шрайн», но Йоми зацокал и возразил – нет-нет, если хотите настоящую музыку, правильную музыку, то я отвезу вас в Икеджу, послушаете новые группы, новые песни!

Группы вроде «Уан дирекшн»? с упавшим сердцем спросил Чарли.

Йоми внезапно глянул на него с таким гневом, что Чарли судорожно сглотнул и потупил взгляд.

– Та музыка – просто для вождения, для работы, – ответил Йоми. – А музыка Найры – для народа, для справедливости и для души.

Чарли сказал – замечательно, хочу. Днем они выехали из Лагоса, сто миль туда, сто миль назад, доставили ведро с лопатой одной семье в илистую речную низину, где отдаленные языки пламени окрашивали небо в черно-оранжевые тона. Вечером вестник с водителем отправились слушать новую музыку, и Чарли в конечном итоге слегка опьянел, а Йоми опьянел сильно, и они вернулись на остров Лагос на такси, вместе с образовательным технологом («технология изменит систему обучения детей») и медсестрой («деревенские медсестры не выходят на работу потому, что им дают бессмысленные задания»).

На следующий день Чарли и Йоми вновь мчали по ослепительным задымленным улицам Лагоса под высокими башнями банков и телекоммуникационных компаний, мимо раскидистых пальм, сквозь бесконечный грохот дорожек и дорог. Чарли глянул в телефон на список людей, которых следовало посетить, и усомнился, что они с Йоми ко всем успеют: слишком уж растянут этот город, слишком загроможден, в нем чересчур много бетона и гудрона, железа и грязи, виляющих машин и громкоголосых уличных торговцев, много лопающихся по швам автобусов, рекламных щитов и рынков, магазинов и пристаней; хорошо бы продлить командировку хотя бы на день, а лучше на два; впрочем, как ни странно, ни жара, ни пот, ни грохот не мешали Чарли получать удовольствие. Влажный зной Лагоса выжигал из Чарли сухое дыхание сирийской пустыни. Теперь, смыкая по ночам веки, он лишь порой – когда отпускал мысли поблуждать – видел устремленные на него глаза сотен трупов. Лишь порой. Потом Чарли ощущал вину за то, что он не видит их чаще. Потом видел вновь. Потом включал свет и плескал водой в лицо, смывая с себя мертвые взгляды. Потом в конце концов засыпал, а мир летел дальше, музыка играла, голоса звенели, землю устилали кости, и порой Чарли помнил, а порой просто жил, а порой – очень редко – у него получалось и то, и другое.

Дела-дела-дела. Бывало, что Смерть предпочитал работать именно так – множество встреч в одном месте, все разом; Сага советовала Чарли в подобных случаях смотреть в оба и ни в коем случае не опаздывать на обратный самолет.

– Землетрясения, цунами, мощные катаклизмы; будь внимателен, если увидишь поблизости Чуму, обычно это верный знак таких вот штучек… – Сага немного подумала и добавила: – А может, это просто политика Милтон-Кинс. Выполни работу оптом по одному авиабилету, навести побольше народу в одном месте, сэкономь, будь расторопным вестником – оно и правда, на паспортном контроле в Москве теперь ад кромешный, а для поездок в Израиль и Кубу почти всегда нужны разные паспорта.

Торговый центр – такой же, как в любой другой точке планеты: на пластиковых стульях восседают семьи, едят жареную курицу, вокруг снуют покупатели в ярко-розовых и сочно-красных нарядах, спешат приобрести на распродаже дизайнерские новинки в черно-белых тонах. Товары для кухни, детские книги, видеоигры, диски с последними киношедеврами, туристическое агентство, огромная аптека, забитая элитными памперсами. Витрины с золотыми часами разглядывают щеголеватые мужчины: в кармане пиджака торчит безупречный шелковый платок, кожаные туфли отполированы до блеска. Днем такой мужчина продает стиральные машины, а вечером подрабатывает репетитором математики на своей же улице, где он до сих пор живет с двумя сыновьями, своей матерью, женой, ее матерью – но по его одежде не скажешь, нет-нет, только не он, только не этот восхитительный джентльмен!

В магазине международной сети, которая продает сделанные в Китае детские коляски, вестник Смерти вручает женщине с ярко-красными губами и очень черными глазами книгу по юриспруденции. Книгу он купил возле университета. Женщина нервно прижимает подарок и вскидывает глаза:

– Тут «Боко харам»? Они расстреляют наш торговый центр, как в Найроби?

Чарли не знает.

По дороге в Мушин у Йоми зазвонил телефон.

– Ты, судя по всему, едешь в Мушин, – вежливо произнесли в трубке. – Все в порядке?

– Да-да, – отрывисто пролаял Йоми. – Я туда клиента везу!

Он отключился, смущенно поерзал и выпалил:

– Жена. Очень настаивала, чтобы я проверил машину. На всякий случай, видите ли.

Чарли не ответил.

– Жена хочет переехать в Абуджу, – нарушил тишину Йоми. – Говорит, там лучше, но я как-то был в Абудже, скука жуткая. Скука-скука-скука, дрянь, совсем не так, как тут, не как в Лагосе, Лагос волшебное место, клянусь, и лучшего не будет, клянусь, до конца моих дней.