В конце пути

Очередь в легкой травме растянулась на шесть часов, наконец пришел врач-стажер с огромными совиными глазами за стеклами очков, указал на торчащее из Чарли лезвие и спросил:

– Только это, да?

Чарли не знал, как отвечать.

Потом другой доктор, намного важнее, увидел Чарли, съежившегося в пластиковом кресле рядом с Изабеллой, и пролаял:

– Вы иностранец! Что вы здесь делаете? – и послал их в больницу для американцев и экспатов.

В американской больнице у Чарли спросили, есть ли у него страховка.

Он кивнул и достал со дна сумки полис. Сотрудник перевел взгляд на Изабеллу.

– А у вас?

Она помотала головой – ладонь по-прежнему крепко зажата в ладони Кеми, – и Чарли неожиданно для себя выпалил:

– Я заплачу за ее лечение.

– Не надо… – начала Изабелла, но он ее оборвал.

– Я заплачу.

Изабелла, казалось, сейчас заспорит, но тут Кеми сильнее стиснула пальцы подруги, и Изабелла промолчала, посмотрела под ноги, и на ее глаза вновь навернулись слезы – слезы, которые подступают лишь тогда, когда после долгой черной полосы встречаешь на пути доброту. Изабелла кивнула, и ее впустили.

Лезвие извлекли под местной анестезией, потом сделали Чарли множество уколов и прививок от каких-то жутких болезней, причем через катетер – решили, что так будет проще, чем тыкать раз за разом.

Теперь Чарли лежал один в безупречно чистом, спокойном мирке заграничного богатства посреди суетливого города, из руки торчала иголка, на потолке сиял ослепительно-белый свет, Милтон-Кинс улаживал вопросы с медицинской страховкой, а сестры в ярко-синей форме неслышно скользили между пустых кроватей. Это место ни капли не походило на больницу, куда Изабеллу с Чарли доставила Кеми, – больницу, где на каждом шагу царили обман и лицемерие; где раненые и окровавленные, обездоленные и напуганные рыдали в коридорах. Здесь было царство ойнбо, белых людей, которые приезжают в Лагос понежиться на солнышке, посмаковать острые блюда и послушать афробит у моря, желательно не покидая при этом безопасного, знакомого мира.

А какой мир знаком ему, Чарли?

(В голове всплыли чьи-то слова. Очередной мир гибнет. Гибнет. Выдохни, отпусти…)

Чарли закрыл глаза, на сетчатке отпечаталось изображение флуоресцентной лампы на потолке – дерганое, нечеткое, оно словно просачивалось сквозь радужку само по себе, под действием силы тяжести.

Через несколько часов Чарли спросил:

– Можно я пойду?

Ему разрешили и вызвали такси.

Он сидел в приемном покое и…

…ничего не ощущал.

Часы тикали, время шло, а Чарли

просто был здесь.

Сидел.

Тут загудел телефон: из Милтон-Кинс подтвердили, что со страховкой все в порядке и что для Чарли уже заказан обратный билет на послезавтра в Дубай; и не мог бы Чарли выслать список прививок, которые ему нужно сделать в дальнейшем, – Милтон-Кинс все организует. Чарли смотрел на сообщение и думал об Изабелле. Наверное, теперь настало время поплакать и ему, она ведь уже перестала.

Он не стал отвечать, сунул телефон обратно в карман и нащупал там что-то теплое и бумажное. Достал. Конверт, запечатанный, с подписью «Изабелла Абайоми».

Чарли вытаращил глаза на конверт, словно кот, которому после двадцати лет счастливого чревоугодия неожиданно подсунули миску с непонятной едой.

Вынырнув из недолгого ступора, Чарли дотащился до регистратуры и спросил:

– Женщина, с которой я приехал, еще тут?

Сотрудница указала в глубь коридора, Чарли неразборчиво поблагодарил и, опустив голову, побрел в нужную сторону, нетвердые шаги его зашелестели поминальным шарканьем по священному коридору.

Изабелла и Кеми сидели перед кабинетом в отделе визуализационной диагностики, ждали результатов. При виде Чарли Изабелла с трудом встала, Кеми неохотно последовала ее примеру.

– Не нужно за меня платить… – произнесла Изабелла.

Кеми перебила ее простым:

– Спасибо. Я не знаю, зачем вы здесь, вестник Смерти, но за все, что вы сделали сегодня для Изабеллы, – спасибо. Только хочу поинтересоваться: эти люди напали потому, что вы приехали, или вы приехали потому, что эти люди напали?

Чарли помолчал. В голосе Кеми не было злости; спокойный вопрос благоразумной женщины. Благоразумной женщины с пистолетом в сумочке, поправил себя Чарли. Он набрал полную грудь воздуха, ощутил резкую боль, поспешно выпустил воздух и, вдохнув помельче, заявил:

– По-моему, эти люди не имели ко мне никакого отношения. Я предшествую Смерти, однако сегодня я его не видел.

Чарли протянул конверт, Изабеллу передернуло.

– Прошу вас. Пожалуйста. Я… я не знаю, как оно… но мой начальник не… он не… иногда он, конечно, хотя вряд ли… Однажды в Беларуси, там напали, и их… Прошу вас. Возьмите.

Изабелла помотала головой и спряталась за жесткой прямой спиной Кеми. Та втянула нижнюю губу в рот, затем отпустила, шумно надув щеки, и забрала конверт.

– Спасибо, – сказал Чарли.

– Не хочу я никакого конверта, – огрызнулась Изабелла.

Кеми пожала плечами.

– А он все равно явился, и Смерть тоже. Оба они здесь, хотим мы того или нет.

Она полоснула по конверту длинным острым ногтем и достала открытки.

Открытки.

Яркие картинки, масляная краска, фоторепродукции.

Домик у реки.

Слоны в высокой траве.