В конце пути

Человек этот жил в Беларуси, и был он сталинистом, когда быть сталинистом имело смысл; был поклонником секретного доклада Хрущева, когда доклад вошел в моду; обожателем Брежнева, горячим приверженцем Ельцина, ревностным сторонником сближения Москвы с Евросоюзом и большим почитателем Путина – и все с одинаковым усердием, все ко времени.

Звали этого человека…

…имя у него было довольно длинное, да к тому же не мое дело о таком говорить; мертвым нужна определенная… конфиденциальность, им нужно уважение, поэтому назовем человека Родионом и тем ограничимся.

Родион, в силу своего непоколебимого разностороннего усердия, был очень богат. После развала СССР он разбогател еще больше: купил по дешевке государственные предприятия – компании по строительству дорог, больницы, школы, фабрики, всего не перечесть – и превратил их в крупный прибыльный бизнес. Инициатива, в некотором роде достойная восхищения. Следующий шаг Родиона, а именно появление его в политике, оказался не столь достойным. Точнее, не само появление, а то, как Родион повел дело. Он: а) в день выборов раздавал бесплатные телевизоры всем, кто за него голосовал, и б) отстреливал журналистов. Впрочем, тогда были такие времена, такие нравы, что ж бедняга мог поделать?

В край лесов…

…в край безбрежного неба…

меня отправили туда, сказал Чарли, с баночкой меда. Мед был из деревушки на юге страны и, по словам Родиона, по вкусу ничуть не отличался от меда его детства, от маминого меда. Родион, несомненно, умирал. Мой визит не был предостережением – Родиона съедал рак, рак всего. Мой визит был последней любезностью, данью памяти от моего начальника – человеку, олицетворявшему то, что достойно памяти.

К особняку Родиона я ехал долго, через холмы к северу от Бреста, красивые места, сказочные. Вековые дубы, пережившие походы множества армий; неумолчный птичий хор; девственно-голубая вода в озерах, где по берегу бродят дикие лошади. Пятнистый олень щиплет траву у обочины, солнечные лучи пронизывают лес, и какой запах – листьев, синего неба. Я был еще новичком в работе, я понятия не имел, только предполагал – Беларусь, тюрьмы и фабрики… конечно, они там тоже есть, но земля… Во мне крепла надежда: раз такая красота уцелела вопреки стараниям человечества, значит, род человеческий еще не разучился ее ценить. Я очень на это надеялся. Глупость? Я устал, простите, меня измучила головная боль, давно мучает… но вам же интересно послушать историю.

Итак, на север от Бреста, по безымянной дороге. Белоснежный особняк Родиона возвышался над озером: по четырем углам дома росли купола, какие бывают на рожке с мороженым да на православной церкви; во дворе лежали гранитные плиты и стояли растения в горшках; эдакий кусочек рая. Однако свои несметные богатства Родион заработал сомнительными методами, а потому были тут и крепкие ворота, и охранники – синие рубашки заправлены в брюки, большие темные очки, дружеские улыбки, – охранники, которые не переставали улыбаться даже тогда, когда ощупывали меня, забирали мой телефон и на ломаном английском приглашали:

– Вестник Смерти, да? Да-да, Смерть идет, ты заходи, заходи-заходи!

Они мне не удивились. Некоторые покорно принимают неизбежное, некоторым даже приятно, но эти охранники не просто встретили меня обыденно – они пришли в восторг. Я еще не успел повидаться с их боссом, а его люди уже организовали пир – ржаной хлеб и икра, мясная нарезка и салат, все очень вкусное. Я ел вместе с человеком, которого принял за главного головореза, Максимом; он знал английский лучше остальных и говорил-говорил, расспрашивал обо мне – где я живу, где я бывал, встречался ли со своим шефом, как он выглядит. Я не удовлетворил любопытство собеседника. Окружающая обстановка, это странное место в холмах почему-то сделали меня немногословным. Происходящее было ненормальным, неправильным – кто же радуется вестнику Смерти?

– Что такое Смерть? – спросил Максим, я не совсем понял, и он обернул все в шутку. – Пока мы ищем ответ, успеваем постареть, да?

В конце концов меня накормили, предложили освежиться в ванной и отвели наверх к Родиону. Я знал, что он далеко не молод, но рак состарил его еще сильней: кучка костей посреди гигантской кровати, вместо головы череп, обтянутый тонкой кожей; волос нет, бровей нет, из носа и уголка рта торчат трубки, подвешен мочесборник.