В конце пути

Вновь посмотрел на машину, будто не понимая, как эта странная кроха попала в край гигантских грузовиков.

– А кресло-качалка назад влезет?

Чарли задумчиво обозрел белое крашеное кресло. Что он, интересно, должен ответить? Чего от него ждут на этом задании?

– Давайте попробуем.

Глава 81

– А я считаю, он прав. Если пропаганда терроризма идет хоть в одной мечети, значит, под контроль нужно взять все мечети…

– Построить стену!

– …хотите защитить школьников – вооружите учителей…

– Десять лет назад такого не было; мир стал совсем другим.

– Что за типы! Они рубят головы. Насилуют. Пытают. Не считают своих жертв людьми…

– В нынешнем году подарите свою любовь семье и друзьям, тем, кто вам дороже всего…

– Ну конечно! Не забудь тогда про долбаные церкви: знаешь, сколько мужчин ходит в церковь по воскресеньям и мочит своих жен по понедельникам, а?

– Насилие женщин над мужчинами неуклонно растет, а закон не защищает права мужчин…

– Лапочка, Нью-Йорк – не Америка…

– Бензин всего по доллару и семьдесят девять центов за галлон, да, я сказал доллар семьдесят девять, лучших цен не найдешь во всем штате…

– Что за типы. Рубят головы. Насилуют. Пытают. Они не люди.

– Я не боюсь.

Глава 82

Ехали по автостраде I-75 в направлении I-10 и Алабамы.

Чарли вел машину осторожно – человек, привыкший к дорожным камерам на каждом повороте.

Робинсон, сменяя Чарли, выжимал восемьдесят пять миль в час, летел в крайней левой полосе и вполглаза поглядывал на встречный поток.

– Если кто из водителей помигает фарами – это знак, что впереди полицейский патруль.

– Понятно.

– Патрули – они не на страже закона стоят, народ едет на той скорости, на которой надо ехать, чтобы поспеть в нужное место. Нет, ну серьезно, семьдесят миль в час, что за бред? Деревня им тут разве? Патрули, они денежку косят. Выдаст какой-нибудь бедный лопух семьдесят пять миль – бац, вот тебе и штраф, и судебные издержки, и город срывает куш. Некоторые города обеспечивают львиную долю своего бюджета тем, что таскают граждан по судам, представьте!

– Я не знал.

– Поборы, дружище, поборы. Богачи платят, бедняки прогорают. Не просто поборы, еще и лотерея, слыхали?

– Да уж.

– Дороги наши – полная задница. Полная задница.

Высказав эту мысль, Робинсон успокоился, и машина покатила дальше на север.

Мимолетные картины Америки из окна автомобиля.

Серо-зеленый испанский мох свисает с бледных деревьев старушечьими прядями. Редкие цветы, яркие вспышки фиолетового, оранжевого, розового и синего перед муниципалитетами и перед беленькими, любовно вычищенными деревянными домиками вдоль автострады. Восьмиполосная махина замирает перед светофором на перекрестке, где стоят две конкурирующие автомастерские, забегаловка с сандвичами да магазинчик, торгующий пончиками и боеприпасами. За городом вдоль обочины выстраиваются крохотные церквушки. Баптисты, новые баптисты, баптисты-евангелисты, баптисты-методисты, методисты новой церкви, новоангликанские методисты, новоангликанские методисты-баптисты и так далее. Многие стоят бок о бок, разделенные лишь грязной парковкой. Церквушки соревнуются друг с другом при помощи вывесок: черные буквы, пришпиленные к белым доскам, как в кино пятидесятых годов.

ИИСУС ЛЮБИТ ВСЕХ ВАС

СПАСИТЕЛЬ ЖДЕТ

Чарли больше всего понравилось:

РАЗВЕ ИИСУС НЕ ВЕЛИК?

За Таллахасси они покидают автостраду и ползут по ухабистым проселочным дорогам. Бесчисленные невысокие мостки пересекают безымянные речные русла, эта заболоченная территория столь изменчива, что даже не нанесена на карту. Дома стоят пустые, в сотне ярдов от дороги, стены обрушены, стекла в трещинах, безлюдье. Как вдруг – заброшенный с виду домик, один-одинешенек, вдали от цивилизации, а перед ним припаркован внедорожник, отполированный и ухоженный, хотя крыльцо перекошено, и американский флаг в неподвижном воздухе висит безжизненно.

Доставка для фермера в поля с неухоженной травой – старый учебник французского.

При виде учебника фермер начинает всхлипывать: это ведь его детская книжка, по ней он выучил французский, но потом пошел работать на ферму, потому что ферма была его, его жизнью, его любовью, а теперь все пропало, все кончено, все; можно сколько угодно стараться, выращивать урожай, а цены падают, падают… и остается лишь одно – продать то, что создавали семь поколений.

Робинсон вышел из машины послушать разговор Чарли с этим человеком, но, когда фермер заплакал и Чарли его обнял, Робинсон без единого слова вернулся на пассажирское сиденье и серым камнем застыл в ожидании Чарли.

Мотель. Два этажа, розовые стены, запах сырости, на матрас под вылинявшими простынями лучше не смотреть.